В 1795 году завершались основные работы по постройке крепостей на юге, что вызвало благодарственный рескрипт на имя генерал-фельдцейхмейстера, екатеринославского, вознесенского и таврического генерал-губернатора Зубова. В рескрипте от 4 декабря Императрица, выражая благодарность строителям, отмечала
Одесса стала важнейшим делом того времени для де Рибаса. За непродолжительное время он успел создать основы для дальнейшего существования и развития города, в 1796 году основал на Днепре за порогами, в 700 верстах от Екатеринослава, в урочище Кичкасы верфь; здесь предстояло строить суда для перевозки соли и для Одесского порта.
Уже к 1797 году порт активно функционировал, хотя и не имел еще того значения, как позднее. В Одессу везли товары из Неаполя, Генуи, Константинополя, Галаца, Мессемврии, Аккермана, Анатолии, с островов Архипелага, Триполицы, Трапезунда и т. д. Ввозили турецкие ткани, сухие и свежие фрукты, хлопчатую бумагу, виноградные вина и т. п. Вывозили хлеб (с конца 1796 года), железо, пеньку, канаты, кожи, рыбу, коровье масло, сыр, сало, свечи, шерсть и сахар. С открытия таможни 12 апреля 1795 года по 1 января 1797 года таможенный доход составил свыше 160 тысяч рублей. Поток товаров нарастал. В 1795 году через порт прошло грузов на 68 тысяч рублей, в 1796 году — на 172 тысячи, в 1797-м — более чем на 200 тысяч, то есть за три года он утроился. Если учесть, что в новый порт везли малые партии товаров для пробы, такой грузооборот был крупным. В 1795–1796 годах появились первые торговые дома. Когда же наладилась торговля хлебом, в 1817 году из Одессы только вывезено было товаров на десять с лишним миллионов рублей серебром.
Рибас выделил под город, выгон и для хлебопашества 30 700 десятин. Город включал два форштадта: военный (52 квартала, 560 участков) и греческий (65 кварталов, 720 участков). В первый же год под управлением де Рибаса «Экспедиция строения города», директором которой был де Волан, выдала открытые листы на 159 участков.
Для скорейшего заселения города было объявлено, что жителей на десять лет освобождают от податей, военного постоя и предоставляют ссуду от казны на обзаведение; раскольникам обещали не мешать их верованиям. Чтобы ускорить заселение города, Рибас получил разрешение селить греков, албанцев и других единоверцев, для которых отвел на морском побережье до 15 тысяч десятин. Императрица выделила 10 тысяч рублей на дома, 500 — на церковь и 20 тысяч взаимообразно (на три года) на первое обзаведение. Для первых иноземных поселенцев Екатерина указала построить три больших и 50 малых домов. Была организована особая комиссия для иноземцев, создан греческий дивизион.
Себе адмирал также взял два участка, на одном из которых начал строить дом, но достроить его не успел.
В 1796 году открыли биржу для купечества и организовали магистрат для разбора гражданских дел, создали городскую думу для сбора денег и выдачи их на расходы.
В 1793 году на месте Одессы числилось всего десять человек. По первой переписи в конце 1795 года в городе оказалось 2349 душ, в 1799 году — 4573 жителя обоих полов и различных национальностей. В январе 1797 года в Одессе было уже неказенных строений на 500 тысяч рублей.
Враги обвиняли де Рибаса в казнокрадстве. В частности, Растопчин писал С. Р. Воронцову, что один де Рибас ворует более 500 тысяч в год. Однако собранные Яковлевым документы свидетельствуют, что это неверно. Правда, что по указаниям П. Зубова A. B. Суворов был вынужден разным лицам выдавать крупные суммы и не смог добиться их возврата.
Вообще, де Рибас установил с Суворовым дружеские отношения и пользовался его поддержкой. Вот примеры писем Суворова молодому сотоварищу:
«Где бы вы ни были, в Петербурге, Иерусалиме, Пекине или Филадельфии, я всегда вам также верен, в отсутствии и присутствии, чтобы сражаться под вашим руководством и слышать от вас: все идет хорошо. Между тем ваш Гаджибей чудо».
«Когда я освобожусь от дел, явлюсь с заступом в ваш Гаджибей, то не стану потому инженером, не будучи им на самом деле, я только солдат уже полвека».
Первый историограф Одессы A. A. Скальковский писал: «Де Рибасу город не воздвиг никакого памятника, зная, что он сам есть красноречивое свидетельство его подвигов».