Георгий Данелия

Мы не стремились к правде жизни, так же как в „Джентльменах удачи“. Это была просто игра воображения. Я называю этот жанр — дурацкое кино. В нем дурацкие герои, но не дураки. Прошу отличать. В мире так много доброго и смешного, и это тоже правда жизни.

Если, скажем, „Джентльмены удачи“ отдать в руки Сергея Бондарчука — все бы рассыпалось. Прежде всего: почему герой Леонова, воспитатель детского сада, с одной стороны головы все помнит, а с другой — все забыл? Хмырь сказал: „Так не бывает“…

И действительно, так не бывает, если по правде. Но в дурацких фильмах бывает именно так, а не иначе.

Мы сочиняли новое дурацкое кино, которое высекало наше объединенное воображение.

Данелия хотел сам снимать эту историю. Я была счастлива, потому что стояла на пути к успеху».

Что ж, Данелия уже снимал легкую историю из жизни городских юнцов («Я шагаю по Москве», где, впрочем, не было ничего «дурацкого», ибо то была, как мы помним, сугубо лирическая комедия) — отчего бы теперь не снять про деревенскую молодежь? Тем более что склонный к бессюжетности Геннадий Шпаликов лишь едва наметил в сценарии про Москву любовный треугольник — да тут же и стер его, как тряпкой с доски. Метростроевец Коля враз убедился, что продавщица Алена питает симпатию не к нему, а к заезжему монтажнику-писателю Володе, — да и отошел себе в сторону. «Ну а случится, что он влюблен, / А я на его пути, / Уйду с дороги, таков закон: / Третий должен уйти», как пелось о дружбе в другом данелиевском фильме.

Виктория же Токарева никогда не писала ничего бессюжетного — и из разнообразных любовных драм в своих сочинениях всегда выжимала все по максимуму. Так получилось и в написанном ею вместе с Данелией сценарии «Неромантичный человек» («Шла собака по роялю»). Шестнадцатилетняя Танька Канарейкина из деревни Бересневки влюбилась в чуть более взрослого вертолетчика Комарова из соседних Верхних Ямок (родина Травкина, героя «Тридцать три»!). Ровесник Таньки Мишка Синицын бешено ревнует и неизменно встревает в любые попытки Канарейкиной обратить на себя внимание Комарова.

Столь умелые сценаристы, как Данелия и Токарева, сумели извлечь из данного сюжета массу комического (причем без всякой «горчинки», что для данелиевского кинематографа было в диковину со времен той самой «Я шагаю по Москве»). Сверх того — комедия должна была стать не просто юмористической, а и музыкальной. Летчик играет на трубе, Мишка — на гитаре, Танька хорошо поет… Да уж, ничего подобного Данелия никогда еще не снимал — да и Андрею Петрову, которого режиссер наверняка пригласил бы сюда композитором, пришлось бы попотеть. Как раз в то время Петров впервые писал песни для Эльдара Рязанова и его «Служебного романа» — и вряд ли ожидал аналогичного предложения от своего второго главного соратника — режиссера Данелии…

Работа над «Неромантичным человеком» шла полным ходом — сценарий одобрили, фильм запустили в производство, Данелия уже озаботился подбором актеров. Вдвоем с Токаревой они решили сходить в Малый театр — мол, если на сцене окажется подходящий для фильма исполнитель, сразу после спектакля зайдем за кулисы и пригласим на роль.

Но в тот вечер отнюдь не актер пробудил в Данелии творческий азарт, а друг режиссера, оказавшийся в зрительном зале, — писатель Максуд Ибрагимбеков. В антракте Георгий стал излагать приятелю сюжет своей грядущей комедии. Максуд без энтузиазма выслушал, а потом хмыкнул:

— Гия, прости, а что ты знаешь про русскую деревню? Пожалуй, это не совсем твоя тема… Вот то ли дело, помнишь, — глаза Имбрагимбекова вдруг загорелись, — ты рассказывал про горского летчика, который приковывал вертолет цепью, чтобы не угнали. По-моему, эта история интереснее. И у тебя гораздо лучше получится — абсолютно ведь твой материал!

Данелия промолчал, но Токарева все поняла по его лицу. Так прямо на глазах Виктории рассыпалась ее мечта о том, что выдающийся режиссер Георгий Данелия впервые поставит фильм по их совместному оригинальному (а не «по мотивам», как «Совсем пропащий») сценарию.

На обратном пути Данелия признался спутнице:

— Вика, прости, но я… не хочу снимать про Таньку Канарейкину.

— Так-так, — безэмоционально отозвалась писательница.

— Я хочу снимать про грузинского летчика, — продолжил Данелия.

— Тогда бери грузинского автора, — вздохнула Токарева.

— Да, надо пригласить Габриадзе, — согласился режиссер. — Но и твое соавторство мне по-прежнему нужно, Вика! Там ведь тоже будет про любовь, а лучше тебя это никто не напишет…

Вскоре в Москву прилетел Резо Габриадзе и поселился в гостинице «Россия», сыгравшей такую важную роль в фильме «Мимино». В номере Габриадзе трио соавторов и сочиняло этот сценарий, первоначально получивший придуманное Токаревой название «Ничего особенного». (Вспомним диалог главного героя с командиром экипажа почти в самом конце фильма: — «Валентин Константинович, хорошо, наверное, сейчас в горах, а?» — «Не… Ничего особенного». В другой сцене Валико так объясняет другу Рубену смысл песни «Чито-грито»: «Птичка, птичка, невеличка… В общем, ничего».)