Георгий Данелия

Легкость и свобода — определяющие понятия для «Я шагаю по Москве». Все, кто работал над фильмом, отмечали впоследствии эту неслыханно раскованную атмосферу, в которой проходили съемки. Совершеннейшей непринужденностью, естественностью в результате оказался пропитан и каждый кадр картины.

Для Данелии в то время существовало три авторитета, мнением которых он дорожил необычайно, — его отец Николай Дмитриевич, его учитель Михаил Ильич Ромм и его друг Сергей Бондарчук. Всем троим «Я шагаю по Москве» очень понравился, а Ромм сразу после выхода фильма написал о нем не то что теплую, а прямо-таки восторженную статью:

«Даже широкоэкранность не утяжеляет изображения, не придает ему, как это подчас бывает, ложной значительности. Широкий экран использован Данелия и Юсовым изобретательно и умно. Помимо всего прочего он помогает камере следить за свободно движущимися, как бы ничем не скованными актерами, которые вроде бы и стараются играть перед аппаратом, а живут на экране радостно и просто. И это очень хорошо. Мне особенно пришлись по душе обаятельный Михалков, Стеблов (ревнивый жених) и Польских (продавщица). Отлично играют небольшие эпизоды режиссеры Владимир Басов и Ролан Быков.

Оператор Юсов, которого зритель знает по “Иванову детству”, снял Москву свободно, подвижно и очень выразительно. Москва на экране и хороша и похожа на себя. А это случается далеко не всегда. Вдобавок увидели в ней много интересного.

Вот хлынул летний проливной дождь, сплошная белесая пелена, как занавес, опустилась над московскими улицами. Бежит насквозь мокрая девушка, а рядом, как привязанный, велосипедист с зонтиком. Он описывает вокруг девушки вензеля и все норовит прикрыть ее зонтиком, а ей это ни к чему…

Вот бежит под дождем жених в черном костюме и галстуке бабочкой. Саша наголо острижен: в припадке ревности он решил порвать все, отказаться от отсрочки, он уже остригся, как новобранец, а теперь передумал и стремглав несется в загс…

Вот церковь. Идет богослужение. Несколько старушек. В церковь попадает Колька: ему нужно отыскать владелицу собаки. Он смущен, паренек явно никогда не был в церкви. И прежде всего он вежливо здоровается со священником. Тот, не прерывая службы, удивленно отвечает на приветствие…

Каждый кадр картины радует веселой изобретательностью режиссера и оператора.

Есть художники, которым творчество дается большой кровью. Человечество с благодарностью хранит имена многих великих страстотерпцев искусства. Я не называю этих имен, потому что не хочу никаких аналогий.

А есть художники, которые творят, как птица поет, — потому что утро, потому что погода хорошая. Картина “Я шагаю по Москве” снята вот так. Снята, как песнь о молодости. Снята настоящими художниками, хорошими кинематографистами, людьми с отличным вкусом».

(В этой же статье Ромм емко сформулировал одну из самых характерных черт кинематографа Данелии, которая будет присуща и последующим его фильмам: «Эпизоды иной раз не заканчиваются — догадывайся сам, что еще было, а действие уже перескочило дальше, дальше».)

Сценка с дождем и велосипедистом, выписывающим вензеля вокруг девушки, запоминалась всеми зрителями, что неизменно удивляло Данелию. Не только потому, что два этих бессловесных героя появляются в фильме лишь на несколько секунд, но и потому, что именно из этой сцены выросла вся остальная картина. Когда Шпаликов заявился к Данелии с бутылкой шампанского, весь его «классный сценарий» на тот момент состоял единственно из этого визуального образа. В окончательном варианте литературного сценария эпизод выглядел так:

«А по самой середине улицы шла девушка. Она шла босиком, размахивая туфлями, подставляя лицо дождю. Девушка, наверно, сразу так промокла, что ей было все равно — стоять где-нибудь в укрытии или топать по лужам.

Была она не то чтобы красивая, но когда человеку хорошо, это сразу видно. Такого человека нельзя не заметить. Ребята смотрели на девушку из подъезда…

И все на нее смотрели — кто из дверей магазина, кто из-под зонтиков.

В другое время к ней обязательно кто-нибудь бы подошел, но сейчас только смотрели издали.

Дождь стоял стеной.

И внезапно появился парень на велосипеде, мокрый насквозь, в кедах, улыбается.

Он медленно поехал за девушкой, медленно-медленно, еще работая педалями. Девушка обернулась, он что-то сказал ей. Потом поехал рядом, с трудом сдерживая равновесие на такой малой скорости. Не слышно было, о чем они разговаривали, только парень все время улыбался…

Кончилось это тем, что девушка села на раму перед ним, он разогнал велосипед, и они уехали под дождем».

Совсем не так, как в фильме, — о зонтике вообще ни слова. Хотя в основном сценарий, как это обычно и бывает, содержал в себе гораздо больше того, что позже попало в кадр. Диалог в аэропорту, с которого начинается действие фильма, возникает только на четвертой странице сценария и отнюдь не может похвастаться той же лаконичностью, что на экране:

«— Сейчас потанцевать бы, — сказала девушка очень просто.

— Рано еще, — сказал Володя, лишь бы что-нибудь сказать.

— Это не важно, не в этом дело.