Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Итак, курц унд гуд * делайте отрывок ан тут витесс** и шлите. Знайте только, что сейчас мы даже вынуждены были несколько снизить гонорары по всем отделам журнала. Но думаю, что и это дело временное. Итак, известите, ждать ли отрывок или как? Ваша оценка — понимаю — совершенно правдива, знаю Вас как человека совершенно беспристрастного (даже к полит<ическому> ав<тору>). УВЕРЕН, что роман так же прекрасен, как «Оставь надежду», впечатление от которого не могу забыть. И жалею, что этим романом Ир. Вл не сделала международного имени — роман чудесен. Будем надеяться на следующий. НО ОТВЕТЬТЕ, что и как. И начистоту, а то я вот приготовил не место, а просто местище — для Ваших воспоминаний, Вы все их слали, слали, слали, ну, а потом, увы, нам написали, что мемуаров вовсе нет, что их не написал поэт. Этого в данном случае не надо, это в данном случае было бы бякой, и довольно большого веса бякой. На Мих. Мих. жму, жмал и буду жмать. О чеках скажу.

За посвящение «Нет в России» — Ницше низко кланяется и благодарит Вагнера. Спасибо, Рихард! — говорит.

И на этом Фридрих кончает это быстро-стремительное письмо. Ох, простите, я забыл совсем, что мы — Гингер-Присманова...

Цалую ручки (умные ручки) Ирины Владимировны и прошу эти ручки, чтобы они заработали-переводили. А Жоржа прошу не мешать умным ручкам работать, создать в ранчо рабочую атмосферу, чтобы Гингер мог все получить в срок и ответить умным ручкам чеком в ручки.

Вот. На этом кончаю агромадным приветствием - Вам обоим! У нас мороз, у вас миндаль - как это жаль - как это жаль.

<Роман Гуль>

* Kurz und gut (нем.) - короче говоря.

** En tout vitesse (фр.) - как можно быстрее.

100. Георгий Иванов - Роману Гулю. 3 февраля 1956. Йер.

3 февраля 1956

Дорогой Роман Борисович,

Одновременно пришло Ваше — играющее всеми красками остроумия и блеска — письмецо и книжка «Нового Журнала». Ну, не знаю, будут ли писать письма в редакцию Филиппов — Струве — но как бы мне опередить их? А то что же получилось — я их укоряю невежеством, а сам — о Господи — черным по белому вместо знаменитейшего Grand Testament пишу какое-то ультра ренессанистое «Гранда Тестаменте»! [710] Всю «игру пера» — Вы из моей статейки выщипали по перышку, а корректуры не читаете — предоставив украшать ее на португальский лад Вашим наборщикам! Да!

Ну, когда все толком прочту и, возможно, «новенькое» еще обнаружу, вернусь к этому вопросу.

Прилагаю остатний «Дневник». По-моему, кроме одного — угадайте какого! — все 7 более менее на ять. [711] В корректуре я их расклею букетом, и они заиграют совместно. Дневник 1955-1956. Это все новенькие, январского производства. На отдельной страничке — узнаете откуда эти игра «ума и таланта» и почему ей я, по-видимому, обязан Вам, и не поленитесь, пожалуйста, мне по этому поводу ответить.

Теперь самое существенное. Политический автор, крайне тронутый Вашим, запоздалым, но все равно одобрением его экспромту (которым, оказывается, гордился, тая обиду, больше чем стихами и романами) моментально сел за стол и второй день переводит с французского на нижегородский, так что бумага трещит. Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить — держите непременно для нее место. Но очень сериозно — черкните наикрайний фактический срок. Потому что, на этот раз, она, действительно», пишет вовсю от 9 до 11 с половиной и так от часу — двух, до пяти. Это, кстати, ей вредно. Но она очень старается. И как ни быстра ее «техника» — то да се — ей, действительно, важен каждый лишний день. Так что будьте другим и «не опрашивайте» в смысле времени, а скажите точно. И она не я! — если действительно взялась, то будет из всех сил стараться не подвести Вас.

Литературным трудам сильно способствует погодка. Вы в Вашей поэзии, у нас мороз, у Вас миндаль, сглазили миндаль одним махом. Два дня валит и валит снег. 6° морозу. И невероятное явление — без оттепели дикая гололедица. Объяснение непонятное нашему брату северянину: оказывается, она образовалась сначала, пока земля было еще горячая. Слышали ли Вы когда-нибудь подобное. Бедлам.

Сейчас прийдет почтальон и заберет письмо. Иначе тю­тю, до почты никак не добраться. Поэтому откладываю очень Важные вещи, вроде переезда в Америку. Очень хотим. Не говоря уже о дорогих красных солдатиках, которые рвутся в ..., в Европу. И местный пужадизм хорош! Что там 72 депутата в ихней Шамбре [712] — цветочки. Растут как грибы, с феноменальной быстротой. И это есть доктор Дубровин [713] — бей жида и студента — в беспримесном виде. Никакой мусоллиниевской вуали.[714] Ну, следующий раз опишу. Хотя тошнит и писать.

Если на то Ваша милость будет, то оба очень хотим ледерплякса. Весь, всякий, давно вышел. Вас просить опять не решались. Кое-кому намекнули в Америку, но пока ни гу-гу. Очень «заранее благодарим», выражаясь по-Василеостровски. Политический автор пишет — не хочу его беспокоить. Кланяюсь Вам за него.

Ваша Ж—а.