Беглец был таким жалким и с такой мольбой глядел на юношу, что тот, не раздумывая, набросил на него валявшееся рядом шелковое покрывало и, шагнув вперед, заслонил его собой. Вряд ли это спасло бы монаха от ярости преследователей. Но тут раздался резкий, знакомый Георгию свист.
Все, кто был во дворе, на мгновение затихли.
На опрокинутой телеге, возвышаясь над толпой, стоял Сымон. Освещенный пожаром, он казался невероятно высоким и сильным. Даже короткая свитка выглядела теперь нарядной. Только хитрая усмешка да простовато-иронический голос напомнили Георгию знакомого «собирателя дикого меда».
– Добро пируете, браты! – крикнул Сымон, оглядывая двор. – Небось и гостей не ждете…
– Чего ждать? У нас кто смел, тот и поспел! – ответили ему веселые голоса.
Сымону протянули ковш с медом.
– Гуляй, батька! Сами теперь паны… Праздник!
Сымон ковша не принял.
– За гульбой, смотри, головы покладете… – молвил он сурово. – Уходить надо отсюда. Придет войско, косой не отобьешься!
– Боюсь я их, як волк ягнят! – крикнул веселый хлопец. – Мне теперь сам черт не брат!
– Черт душу вынет, а пан шкуру снимет! – ответил Сымон. – Я дело кажу! Думал, в поход собрались, а тут погуляли – и до хаты! Так, что ли, браты? А придут гости – по одному, как тетерок, подавят!
Люди молчали, чувствуя справедливость слов Сымона.
– Наше дело – святая месть, – продолжал Сымон, – злодеям панам, воеводам да бискупам! За долю нашу мужицкую, за веру православную воевать!
– Разве худо мы воевали? – обиженно крикнул хлопец, в котором Георгий узнал того, что тащил его к воротам. – Посмотри кругом, батька!
Сымон посмотрел кругом, улыбнулся и, ничего не ответив хлопцу, продолжал речь.
– Был я в Миколаевцах, в Поповке, – спокойно и негромко рассказывал атаман, – там тоже люди топоры вострят. К нам пристать согласны. В самый град Полоцк ездил. С купцами речь вел. Может, сабель, пик дадут. Зельем для пищалей разживемся… Народ соберем. Пройдем по всей нашей земле войной. Пробьемся к соседям нашим, к князю московскому! Одна у нас вера, и язык наш на Москве без толмачей понимают.
Толпа зашумела.
– От родной хаты да невесть куда! Лучше тут помрем, в лес уйдем!
– Верно батька кажет! Собирай народ!
– В лес, в лес! В лесу нам каждое дерево в помощь! Там жолнеры не достанут!
– Добро! – крикнул Сымон. – Силой никого не неволю. Кто согласен, становись на мою сторону. Остальные – всяк себе сам хозяин. Одно скажу, по домам разойдетесь, язык за зубами держать!
Вокруг Сымона росло тесное кольцо мужиков.
– Веди нас, батька!
Сымон стоял, грозно сжав кулаки.
– Придет войско бискупа или короля, пытать начнут. Кто своего соседа или односельчанина выдаст, пусть на себя пеняет! Под землей найдем!
– Тут он, ворон плешивый! – вдруг радостно закричал маленький пожилой крестьянин в заячьей шапке, сдернув шелковое покрывало и подымая за шиворот босого монаха.
Монах пытался вырваться из рук старичка.
– Я служитель божий. Меня не можно ловить! То есть грех.
– Грехов на мне много, – успокаивал его старичок, подводя к Сымону, – так что не смущайся, и этот не тяжеле других…
Лицо монаха было землисто-серым. Его поставили перед Сымоном, и атаман, глядя на него сверху вниз, спросил:
– Ты что здесь делал?
Монах испуганно залепетал и упал на колени. За него ответил старичок в заячьей шапке:
– Веришь, батька, меня чуть крестом не забил… Я к нему по-хорошему подхожу, а он со стенки медное распятие хвать да как замахнется…
– Я… я… – перебил старичка монах, – я благословить хотел.
Кругом захохотали.
– Пане атамане! Матерь божья!.. – лепетал монах. – Только благословить… Клянусь святым Бернардом…
Сымон оборвал его:
– Ни твое, ни бискупа вашего, грабителя, благословение нам не надобно! И сюда мы вас не звали! Своя у нас вера и земля своя! Наша. А вы, божьи служители, ее у нас из-под ног вырываете… Так, что ли, браты?
– Так! Так! На ворота его! – закричали крестьяне.
– Чуешь? – гневно спросил монаха Сымон. – Тут твой приговор!
Монах взвыл, повиснув в сильных руках крестьян. Его потащили к воротам. К Сымону подскочил Георгий.
– Отпусти его, Сымон! Отпусти… Не надо больше крови!.. – крикнул юноша.
– Ах, ты еще здесь, купеческий сын?.. – Сымон вновь повеселел. – Боишься небось, что без тебя мы своим умишком не управимся? Нет, хлопец, отпустить нам его невозможно.
Сымон спрыгнул на землю и, положив руку на плечо Георгия, отвел его в сторону.
– Стоит только нам этого ворона отпустить, он нынче же сюда войско приведет да на каждого пальцем укажет. А как жолнеры станут мужиков вешать, этот божий служитель им латинское благословение даст. Не первая это у нас встреча. Поживешь больше, сам увидишь… Да и не гоже тебе в наши дела встревать. Говорил – за науками едешь, ну и поезжай с богом. Как бы кто тебе дорогу не перебежал. – Сымон повелительно крикнул: – А ну, хлопцы! Подведите коня купецкому сыну. Да дайте еды на дорогу, чтобы поминал наше воинство лаской.
Георгий молча смотрел на атамана. Ему хотелось многое сказать этому человеку, неожиданно представшему перед ним таким сильным и умным – атаманом. Но от волнения не мог найти нужных слов.