Гера

         Киев полон маршруток, супермаркетов, бутиков и закусочных. Европа? Пластилиновая Европа, слепленная наспех из обломков старого и фрагментов нового города. И ее жизнь кажется здесь пластилиновой – плавной, без резких линий разрывов.

         Она здесь уже второй месяц. Живет почти в центре и встречается с разными людьми. Тратит деньги, но не получает особого удовольствия.

         И только прожив два месяца в Киеве, уже в зимнем декабре, решается приехать в родной дом. Тот же снег, что и в детстве. Словно и не уезжала никогда, никуда.

         Просто ей уже не семнадцать. А она продолжает приглядываться к мальчишкам на улицах, словно к своим ровесникам, пытаясь узнать среди них Герасимова.

         Стучится в покосившуюся калитку, не зная, жива ли бабушка. Никто не выходит. И Аня думает, что здесь уже могут жить посторонние, чужие люди.

         Не лает собака, не слышно ничьих шагов. Аня стучит громче. Потом открывает калитку и проходит во двор. Идет по скрипящему снегу к дому... Дом прежний, немного обветшалый, но прежний – ее родной дом. Она барабанит пальцами по стеклу и видит, как чья-то рука отодвигает занавеску.

         Слезы застывают на морозе. И лицо застывает.

         Наконец, дверь открывается, и бабушка, закутанная в пуховый платок, выходит на крыльцо.

– Здравстсвуйте... Вы... к кому?

         Аня молчит. Вглядывается в родное лицо и не может произнести ни одного слова. Закрывает глаза ладонями.

– Анечка?..

         Бабушка тоже не может поверить. Подходит ближе и берет ее за локоть...

– Анечка?..

– Узнала? Как ты узнала меня?..

         И бабушка вытирает мокрые глаза.

– Сон мне приснился...

         В доме все совсем так же, как и было в ее детстве. Те же коврики на полу. Те же чашки. Тот же запах...

– Муж отпустил тебя ко мне? – спрашивает бабушка, усадив Аню, но продолжая держать ее за руку.

– У меня нет мужа. И никогда не было.

– А турок?

– Я ушла от него. Тогда еще. Давно.

         Бабушка смеется.

– Это ты правильно сделала. Он совсем тебе не годился. И как же ты жила сама? Где работала? Почему не писала?

         Вопросов слишком много. Так много, что лучше не отвечать ни на один.

– Я теперь в Киеве живу. Открыла свою стоматологию. Все почти потратила, что заработала, – на помещение, на ремонт, на оборудование. Поедем – посмотришь...

– А живешь где?

– Квартиру купила на Шулявке. Не очень близко. Ну, пока на метро. На машину не хватило уже.

         Бабушка слушает хриплый и резкий голос и не отводит взгляда от ее лица. Прежние глубокие серые глаза. Прежние золотистые волосы, туго стянутые в хвост.

– Аня? Как ты жила? Все это время... Почему не вернулась?

– Вернулась вот, – Аня смеется. – В Ираке медсестрой работала, потом ранили. Потом снова была в Турции. Теперь вот дома...

– А Саша?

– Причем тут Саша?

– Его мать ничего о нем не знает.

– Почему? Я видела его несколько раз... за границей. Давно...

         Вечером Аня зашла к матери Герасимова, чтобы до самого дна нырнуть в далекое детство. Тетя Валя узнала ее, словно и не было этого десятка лет, выбеливших Анино лицо мелом.

– Анечка... Приехала бабушку проведать? Она так переживала, где ты, что с тобой...

– А вы как?

– Да вот, с внучатами уже вожусь...

         Аня кивает и отворачивается.

– Дети – это счастье.

– И с невесточкой мне повезло, золотая жена у Костика.

– А... Саша?

         Теперь отворачивается Валентина.

– Не знаю о Саше. Может, тоже женат уже. Может, нет. Только деньги от него иногда получаем. И ни строчки никогда, ни звонка, ничего...

– Мы виделись с ним...

– Где?

– В Турции, давно. Он отдыхал с девушкой. Хорошо выглядел.

– Ну, и хорошо. Жив-здоров, значит. Только... нельзя так с матерью. Будто одни деньги нам от него нужны...

         Аня думает о том, что и сама за все эти годы ни разу не написала и не позвонила домой. Значит, и ему тоже – не о чем рассказать родным.

– На свадьбе брата не был... Отца не хоронил. А деньги это... этого и не нужно. Мы ж не чужие ему.

         Аня берет Валентину за руку.

– Тетя Валя, я знаю, как он вас любит. И если он не приезжает и не звонит, значит его работа не позволяет ему этого. Обстоятельства бывают очень разные. Бывают очень сложные. Знаю только, что он жив и помнит о вас.

– У тебя нет его номера?

– Нет. Я потеряла его.

– Номер?

– И номер тоже...

         Тетя Валя смахивает слезы.

– Вам нужно было тогда жениться и детей скорее рожать.

         Но Аня качает головой.

– Нет. Нужно было прожить все, то мы прожили. Это время – год за пять, не меньше. Я очень устала. Пока останусь в Киеве – буду работать. Если вдруг увидите Сашу, передавайте ему привет от меня...

– Не оставляй бабушку...

         И Аня обещает. Обещает приезжать почаще.

Бабушка никак не хочет переезжать в столицу. Аня возвращается одна – в новую, еще не обжитую квартиру. А ночью звонит Дарко, живущий в каком-то другом времени, на каком-то другом континенте, и клянется в вечной любви.

– Не могу забыть тебя...

– И я тебя, – врет она, чтобы его не обидеть.

– Я скучаю...

– И я тоже...        

         «Здесь это называется – «не попускает», – смеется про себя Аня.

4. ЗНАКОМЫЙ