Гера

Повернулся и пошел прочь. Вокруг было по-прежнему пусто, темно и тихо. Минут через десять из-за облаков выскользнула луна, и Аня увидела, что сидит в траве у обочины дороги, что ее платье грязно, а по ногам продолжает течь кровь. Она поднялась, оправила платье и вернулась на то места, с которого ее столкнул в темноту Морозов.

Стиснула зубы. Плакать – бестолку. Сейчас ей нужно вернуться домой так, чтобы не напугать бабушку. Значит, нужно торопиться, пока не рассвело, пока она еще спит.

Аня зашагала в сторону своего района. Провинциальная глухая ночь обволакивала какой-то слизью, еще больше пачкая ее тело. Она, собрав насилу мысли, стала думать о том, что, в самом деле, может забеременеть от придурка Морозова, что тогда придется просить у кого-то денег на аборт. А просить – не у кого. Что все это может помешать ей поступить в институт и учиться. И среди всех мыслей уже не было ни одной о Сашке...

Она вернулась в три утра. Открыла дверь своим ключом и проскользнула в ванную, не включая свет.

Вода в кране холодная. Аня натирается мылом и плачет. Гадкая эта жизнь.

– Анечка, ты вернулась?

– Да, бабушка…

Потом замачивает платье и тоже трет. Пятна крови и грязи стираются, расползаются и исчезают. И ночь тоже стирается – стиральным порошком.

– Водички тебе нагреть?

– Не надо. Я чуть-чуть.  

Аня ложится в постель. Лежит до утра без сна. Встречает одна первый рассвет своей взрослой жизни.

Утром встала – посмотрела на чистое платье. Чистое, как ничего и не было. Понять бы теперь – беременна или нет. Холодный пот прошибает Аню, когда она думает об этом. Нет! Не может быть такого! Хотя почему не может?

Бабушка уже звонит своей племяннице, которая живет в Донецке, чтобы та встретила Аню и приютила на время вступительных экзаменов. А Аня смотрит в книжки и не может ни о чем думать, кроме одного: а что если?

Наконец, поехала в институт. Не тошнит, не рвет, но голова кружится, как на карусели. Аня тянет билет и чувствует, что вот-вот упадет в обморок…

Сдала все-таки. Сдала, и начались месячные. И потом узнала, что поступила – на свой стоматологический факультет. И в общежитии нашлась для нее койка. И есть Бог на свете!

Аня целует бабушку в обе щеки. Берет полупустую дорожную сумку, идет к двери. Потом возвращается и снова целует.

– Я каждую неделю буду приезжать…

– Да, Анечка.

Бабушка плачет, словно прощается с Аней на всю жизнь.

– А Саша как? – спрашивает у Ани.

– Не знаю.

– Поступил?

– Не знаю. У меня своя жизнь. Без Сашки.

Теперь уж точно – своя. Аня знает, что она сильная и справится, что бы ни случилось. Она все сможет перенести.

Попрощалась с родным городом, чтобы никогда в него не возвращаться. Навалились студенческие будни.

Сначала все вспоминалось с новой болью и никак не оставляло Аню. И секс казался самым гадким занятием на свете. Потом – притупилось. Она справится. Она сильная. Если смогла пережить слизь ночной черноты, сможет и дальше – без особых эмоций.

Так думает Аня – с высоты своих семнадцати лет и всего случившегося. Ей кажется, что эмоциями легко управлять, а подавлять их – еще легче. Не жалеет, что ушла в ту ночь от Герасимова. Уверена, что ее жизнь без Герасимова – будет целиком и полностью ЕЕ жизнью, в которой она сама добьется всего, чего захочет, самостоятельно.

Она не приезжает на выходные. Тяжело возвращаться домой, словно на место преступления. На новом месте должно начаться что-то лучшее. Но лучшее медлит. И медлит. И медлит.

Для лучшего – не самое подходящее время…

  3. ГЕРА

Герасимов не только поступил с легкостью, ему и учиться легко. Ему нравится все: столица, общага, пары, сессии, все предметы без исключения. Он с одинаковым интересом изучает программирование и философию. Он физик и лирик в одном лице. И любая работа ему нравится: он чинит компы и мобильные телефоны, подключает юзеров к Сети и разгружает фуры на овощных базах. Он ест все, что съедобно, пьет все, что горит, не отталкивает ни одну девушку, которая его хочет, но сам – не хочет ничего. Живет и чувствует себя бесплотным, бестелым, полым изнутри, аморфным снаружи. Его жизнь – без всякого стержня. Сам он – флюгер. А в память о том, что закончилось для него вместе с детством, он может сделать только одно – не курить.

Так живет Сашка в столице и не чувствует ни шика, ни легкости столичной жизни. Живет так же, как жил в своей глухой провинции, и занимается тем же, чем занимался дома, только получает за это больше денег. Но смысл для него остался где-то в прошлом, далеко. А на самом деле – уехал его смысл в Донецк и живет там своей собственной жизнью.

Не то чтобы он скучал или грустил ежеминутно, но в восемнадцать лет что-то было уже потеряно – безвозвратно. Что-то померкло.