Геракл

Но ловко держали руки блестящие острым лезвием топорики, а луки со стрелами, что приготовили воительницы на стенах, точно целились в грудь пришельцев.

Ничего себе подготовочка! - присвистнул Геракл, видя, как женские фигуры, неведомо, как очутившиеся сзади, берут гостей в полукольцо.

От городских стен бежали вооруженные лучницы. Герои оказались в тисках, и не было видно просвета между окруживших мореходов воительниц.

А все-таки баба останется бабой,- шепнул Геракл Тезею,- ведь их же, как куропаток, можно перебить: кто ж подходит к неприятелю вплотную?

Тише,- прошипел Тезей в ответ.- Пока что амазонки так встречают тех, кого могут считать своими гостями! От нас бы давно не осталось и пыли, реши они по-другому!

Тезей живо обернулся, высматривая кого-то в толпе амазонок. Далеко среди зеленеющей чащи мелькнула и снова пропала в зарослях фигура всадницы. Топот приблизился - сама царица Ипполита насмешливо и снисходительно взирала на героев. Под ней гарцевал скакун без седла, прекрасный, как и его хозяйка.

А, влюбленный мул,- узнала Ипполита Тезея.- Никак, в сваты?

Покраснел Тезей, как вареный рак. Схватился за рукоятку меча Геракл, не пожелав сносить оскорбления. Но сражаться с женщиной -- что недостойней для мужчины? Усмирил гнев Геракл, пытаясь, чтобы его голос звучал миролюбиво:

Да нет! Не свататься мы, Ипполита,- женщины в моей стране нежнее и прекраснее тебя и твоих грозных подруг!

Чем же? - расхохоталась царица, придерживая вздыбившуюся лошадь: лишь острые шпоры усмирили дикого скакуна.- Тем, что лебезят перед вами, мужчинами, да слушают пьяные бредни, а потом, как клуши, приносят в год по младенцу?

Что ж тут плохого?-возразил Геракл.- Зато мужчина заботится о пропитании семьи, он женщине защита и опора!

Ничего не сказала Ипполита, лишь оскалила в насмешке белоснежные зубы. Потом выкрикнула гортанным голосом что-то невразумительное - стрелой понесся конь по равнине. И, словно влитая, не шелохнулась наездница, словно срослась с конем в единое целое. Колышет ветер степные травы - мчится в свободном полете кентавр, только длинные волосы летят за наездницей следом.

И столько, жажды свободы, столько прекрасной стремительности в удаляющейся фигуре царицы, что замерли, очарованные, мужчины, не в силах отвести глаз от ловкой фигурки.

А Ипполита уж развернула коня. Подскакала к героям. Лишь раскраснелась царица, гордо блестя очами.

Ну,- смерила мужчин презрительным взглядом,- а так ваши женщины могут?

Но выступил тут один из мореходов:

Так зачем же ты, Ипполита, взялась доказать свое превосходство, если так уверена, что лучше обычных женщин?

Нахмурилась Ипполита, закусила губу, так что проступила капелька крови: сама она не всегда понимала, что с нею творится, ведь мало самой себе говорить, что ты непогрешима и верны твои поступки, пока кто-то другой, а лучше всего, враг-мужчина, не согласится с твоей неповторимостью и превосходством.

Спешилась Ипполита, сделала знак подругам - тут же исчезли, словно их никогда и не было, амазонки.

Ну, подстроюсь под ваши обычаи из уважения к гостям,- улыбнулась Ипполита, становясь почти милой,- идите за мной, так и быть, накормлю! Пусть никто не скажет, что амазонки не гостеприимны с пришельцами!

И широким шагом, так, что герои едва поспевали, пошла в направлении к городским воротам.

Ну, чертовка! - в восхищении проводил ее взглядом Геракл: впервые герой увидел перед собой женщину, к которой он испытывал доселе неведомое чувство: брезгливость и восторг, так непохожа была амазонка на мимолетных подруг и многолетние привязанности Геракла. Не любовницу, не мать детей видел Геракл в Ипполите, а смелую, гордую подругу, с которой скакать бы по залитой лунным светом степи или бок о бок сражаться с врагами.

И Ипполита, указывая гостям путь, в запутанном лабиринте города, мимо воли выделяла в мыслях Геракла, но тут же себя обругала: «Не родился еще тот мужчина, который заставит меня о нем думать!» Однако говорит же пословица, дразнясь: сколь угодно не думай о белом слоне, он сам придет! Так и размышления Ипполиты все время, кружась, возвращались к Гераклу. Но амазонка боялась, не зная, любви, поэтому Ипполита тут же возненавидела героя. И ее спутники ощутили перемену в царице: слишком явно проступила неприязнь к пришельцам на лице Ипполиты.

Мореходы, было, попятились и хотели вернуться, видя странные знаки, которые подает неведомо кому царица. Между тем город, скорее, похожий на крепость, чем на людское жилье, еще больше потемнел и сузился, нависая на путников тесными каменными стенами с бойницами вместо окон. Но Геракл, идущий последним, не дал повернуть назад, прошипев, чтоб не слышала Ипполита:

Бабы испугались, олухи! Лучше б я шел один!

Но и его тревожили мысли о западне, на которую более всего походило строение, к которому, наконец, привела Ипполита: ни окон, ни дверей, просто каменный куб из плотно пригнанных друг к другу гранитных глыб.