Чем меньше времени оставалось до разрешения от бремени, тем более портился характер царицы. Лежа по ночам без сна, Алкмена сама удивлялась, откуда вдруг эти непредсказуемые приступы ярости, сменяющиеся тихими слезами. Вкус ее изменился совершенно. Царица, никогда, даже в детстве, не любившая сладкое, теперь съедала горы фруктов, и не могла насытиться.
У тебя будут крепкие первенцы! — утешали ее прислужницы, опасливо поглядывая на живот, горой возвышавшийся, отчего царица казалась ниже ростом и удивительно безобразной.
Алкмена даже супругу старалась не попадаться на глаза, проводя дни в увитой диким виноградом и плетями розовых кустов беседке.
Зевс, сделавшись невидимым, часто украдкой навещал любимую, но показываться не хотел, боясь разгневать вездесущую Геру. Великий бог богов не хотел, чтобы роженица случайно споткнулась о метнувшуюся под ноги лисицу или испугалась клубка змей на дне корзины со сливами. Гера была способна на мелкое пакостничество, в котором ее потом никто не смог бы уличить.
Не то, чтобы Зевс потерял интерес к супруге или с веками меньше ее любил. Но однообразие надоедает даже в еде, а Зевс был мужчиной, и был не в силах бороться против своего естества.
Но столько мужества и преданности проявила Алкмена, так хороша была земная женщина, что Зевс не мог, не сумел преодолеть очарование, не удовлетворив свою страсть.
Он с нетерпением ожидал увидеть своего сына: лишь богам было ведомо, что лишь один из близнецов, которых принесет Алкмена, сын Амфитриона.
Второй младенец, плод любви бога богов и земной царицы, каким он будет?
Первый вскрик предродовых болей Алкмены на светлом Олимпе встретили приветственными криками.
Зевс, восседавший на золотом троне, поднял кубок за здравие матери и младенцев.
Гера кусала губы. Никогда она не видела, чтобы бог богов так сиял счастьем, ожидая рождения своих законных детей.
Лютая ненависть, дремавшая свернувшейся змеей в сердце Геры, проснулась и высунула черное жало.
А пир богов продолжался. Владыка мира Зевс поднял кубок, призывая к вниманию.
Сейчас там, на подвластной нам земле, родится мой сын! — начал Зевс. — И дам я ему власть над Грецией, и будет он моим любимым детищем!
Черная кровь прихлынула к голове Геры. Снести такую обиду было не в силах оскорбленной богини. Гера выступила вперед, холодом обдавая супруга.
Тише! Тише! Супруга Зевса хочет говорить! — пронеслось среди богов.
Слушаю тебя, о Гера! — задиристо вздернул курчавый подбородок Зевс.
Гера собралась с мыслями, хмуря брови.
О великий Зевс! Что проку в словах, сказанных за кубком вина! Так дай нерушимую клятву, что тот, кто родится в сей день и час, тот станет владыкой Греции, и все герои будут повиноваться ему!
Гера напряженно ждала ответа.
Клянусь! — с улыбкой отвечал Зевс, осушая золотой кубок.
Никто не заметил притаившуюся в углу хитрую обманщицу Ату, мгновенно накинувшую на бога Зевса невидимую сеть обмана и лжи. Не заметил великий властелин небес подвоха, продолжая празднество в ожидании добрых вестей с земли.
А Гера, обернувшись волчицей, быстрее ветра неслась к далеким Микенам. Там, во дворце, у выложенного мрамором бассейна с фонтаном забавлялась с ручным рысенком аргосская царица. Жена персеида Офенела дразнила звереныша привязанным к веревке пучком шерсти. Рысенок прыгал на игрушку, смешно выставляя коготки и, промахнувшись, шлепался на пол.
Суеверная прислужница покачала головой:
Не дело, царица, затеяла! Как ты мучаешь бес- словесную тварь, так будут мучить твоего ребенка, как только он родится. Царица смутилась. Беременность давалась ей легко, и царица порой забывала, что женщине, ждущей дитя, не следует делать многое из того, что может быть неугодно богам и отразиться на будущей судьбе ребенка.
Брысь! — спихнула царица рысенка с колен.
Вышла из дворца и, миновав оранжереи, углубилась в парк. Деревья благосклонно дарили сень, чуть слышно пришептывая. Буйство цветов и красок радовало сердце. Царица прикорнула у высокого вяза и неприметно для себя задремала.
Колючая изгородь, охранявшая парк мириадами шипов и иголок раздалась, пропуская крупноголовую волчицу, и смыкаясь там, где зверь оставил след.
Волчица приблизилась к беременной женщине, потягивая носом воздух. Ее желтые злые глаза сверкали лютой яростью. Ровная, густая шерсть вздыбилась на холке. Волчица зарычала, оскалив клыки.
В тот момент, когда царица открыла глаза, просыпаясь, волчица прыгнула, целясь в горло. Женщина закричала, прикрываясь руками. Что-то оборвалось у нее в середине. Короткая резкая боль пронзила тело, отдаваясь в пояснице. Царица на мгновение потеряла сознание. Свет померк, теряя очертания мира.
Когда боль отступила, женщина с трудом открыла глаза. Волчицы, привидевшейся ей, не было и в помине. А в раскинутых ногах мяукал только что покинувший материнское ложе младенец. Царица зубами перекусила пуповину, подняла царевича и обернула свое дитя краем окровавленного хитона.