Геральт

Когда к костру преступницы поднесли огонь и ее охватило пламя, принялась она осыпать оскорблениями собравшихся на плацу рыцарей, баронов, чародеев и господ советников словами столь мерзостными, что всех объял ужас. И хоть костер тот мокрыми поленьями обложили, дабы дьяволица не сгорела быстро и крепче огнем терзания познала, теперь же чем быстрее велено было сухого древна подбросить и казнь докончить. Но воистину демон сидел в оной ведьме проклятущей, ибо хоть она уже и шипела зело, однакож крику боли не издала, а еще более ужаснейшие ругательства выкрикивать почала. «Возродится Мститель из крови моей! – возвестила она во весь глас. – Возродится из оскверненной Старшей Крови Истребитель народов и миров. Отмстит он за муки мои! Смерть, смерть и мщение всем вам и всем коленам вашим!» Одно токмо это успела она выкрикнуть, прежде чем спалилась. Так сгинула Фалька, такову кару понесла за пролитую кровь невинную.

Родерик да Новембр

История мира, том II

– Гляньте на нее. Солнцем опалена, покалечена, вся в пылишше. Пьет и пьет, ровно губка, а оголодала – аж страх. Говорю ж вам, она с востока пришла. Прошла через Корат. Через Сковородку.

– Э-э-э! На Сковородке-та никто не выживет. С заката шла, от гор, по руслу Сухака. Корат едва краем задела, а и того хватило. Кады мы ее отыскали-та, пала уж, без духу лежала.

– На закате пустоши верстами тягнутси. Дык откедова шла-та?

– Не шла – ехала. Кто знат, откедова, издалека ль? Следы копыт подле нее были. Видать, конь-та ейный в Сухаке пал, потому как побита, в синьцах вся.

– Пошто ж она така для Нильфгаарда важна, хотца знать. Кады нас префект на поиски слал, я думал, кака важна дворянка сгинула. А эта? Обнаковенная девка, помело драное, к тому ж немовля какая-та. Не-а, не знаю, Скомлик, тоё ли, что надыть, искали-та…

– Она. И не как всяка. Как всяку-то мы б ее помершей нашли.

– Ишшо б малость. Никак дожж ее спас. Он, зараза. Самые што ни на есть стары деды дожжу на Сковородке-та не припомнют. Тучи завсегда обходют Корат-та… Дажить кады в долинах дожжит, тама ни единой капли не падет!

– Гляньте-ка на ее, как жрет. Быдто б неделю ничо на зуб не имела… Эй, девка! Вкусна ль солонина-то? Хлеб-та сухой? Э?

– Пытай по-эльфьему. Аль по-нильфскому. Она по-людски не разумет. Эльфий помет какой-то…

– Придурок, недоделок. Как я ее утром на коня-та сажал, то быдто куклу тряпичну сажал-та.

– Глазов нету, – сверкнул зубами тот, кого назвали Скомликом, крупный и лысоватый. – Каки с вас ловчие, ежели ишшо ее не признали! И не придурок она и не без разума. Прикидыватся. Дивна и хитра пташка.

– И чего ж така Нильфгаарду важна? Награду обешшали, во все стороны патрули-та разогнали… Чего б это?

– Того не ведаю. А вот кабы ее как след запытать… Плетью по хребту… Ха! Видали, как она на меня зыркнула? Все понимат, внимательно слухат. Эй, девка! Скомлик я, искатель, ловчий. А энто, глянь-кось, нагайка, кнутом именуемая. Мила тебе на спине шкура?

– Довольно! Молчать!!!

Громкий, резкий, не терпящий возражений приказ прозвучал от другого костра, у которого сидел рыцарь.

– А ну за работу! Лошадей привести в порядок. Мои доспехи и оружие вычистить. В лес по дрова! А девушку не трогать! Ясно, хамы?

– Воистину, благородный господин Сверс, – буркнул Скомлик. Его дружки опустили головы.

– За работу! Выполняй!

Ловчие зашептались.

– Судьба нас покарала энтим засранцем, – пробормотал один. – И надыть же было префекту-та аккурат его над нами поставить, лыцаря затрахатого…

– Ишь важный какой, – тихо промямлил другой, оглядываясь украдкой. – А ведь девку-та мы, ловчие, отыскали… Наш нюх тому виной, што мы в русло Сухака-та завернули.

– Угу. Заслуга, вишь, наша, а энтот благородный награду-та хапанет, нам едва чево достанется… Флорен под копыты кинет, хватай, ловчий, поблагодарствуй за господску-та ласку…

– Заткнись, – прошипел Скомлик. – Ишшо услышит неровен час…

Цири осталась у огня одна. Рыцарь и оруженосец внимательно глядели на нее, но молчали.