С раннего утра я безвылазно писал, лишь ближе к вечеру решил прерваться на моцион. Дошёл до самого края деревни – версты две, не меньше. Смотрю: серый ободранный кобель, бедолага, разлёгся ничком меж дороги, язык высунул, так жалобно скулит, лапкой беспомощно дёргает; судороги всё его худенькое туловище объяли. Ну, думаю, издохнет с минуты на минуту, а того и гляди – сейчас. Уж не знаю, что за напасть такая с ним приключилась, но мучился он, видно, страшно. Хотел уж было подойти, но меня опередила она – юная невысокая особа, на лицо ничем не примечательная, стройная, в белоснежном аккуратненьком платьице, оголяющем худую красивую ключицу и изящные пологие плечи. В ту же секунду, как увидел ее стан и осанку, понял, что барышня-то явно не из здешних краёв…
Она смотрела на этого издыхающего пса с такой искренней жалостью и горьким сожалением, что ее изящные выразительные глазки нежно-зелёной палитры наполнялись крупными горошинами слёз, словно она переживала утрату не какого-то животного, кое видит впервые, а близкого и дорогого ей родственника. Помог схоронить бедолагу. Успокоилась она на удивление быстро, но ещё с полчаса не отпускали её думы об увиденном. Так мы и познакомились с Сонечкой.