Гербарий из преступлений

Это называется – везение! Архип Лукич заметил необъяснимую закономерность: когда упорно ищешь, избрав в той или иной степени правильную дорогу, на пути попадаются люди, помощь которых неоценимо важна. Будто сверхъестественные силы участвуют в расследовании. А может, так оно и есть?

Через час Щукин и Вадик мчались в шахтерский город, а еще два часа спустя Архип Лукич беседовал с бывшей заведующей архивом, женщиной лет шестидесяти, весьма интеллигентной.

– Вообще-то я не в курсе, почему ничего не записано в деле Дениса Огарева, – не обрадовала она Щукина. – Я работала с архивами только с шестидесятого года, но ничего не уничтожала, даже если следовало уничтожить. Думала: мало ли как повернутся события? Вон сейчас многие копаются в архивах, историю заново переписывают.

– С вашей стороны это было разумным решением, – подольстился к ней Щукин. – А у вас есть предположения, почему нет записи? Все же Денис очутился в этих списках.

– Конечно, есть, но они могут оказаться неверными, – ответила она. – Знаете, какой бедлам тогда творился? И это при внешней помпезности. В послевоенные годы на шахтах много работало… как бы это сказать…

– Прямо говорите, – подсказал Щукин. – Заключенных?

– Не совсем так. Относительную свободу эти люди имели, но каждый день утром и вечером должны были прийти на поверку. А жили они в бараках-общежитиях, на личные расходы получали мизер, их кормили в специальной столовой, кормили плохо. В число этих людей входили и уголовники, и политические с мягкой мерой наказания, и другие люди, так или иначе проштрафившиеся перед государством. Работали и обычные люди, эти добровольно лезли в шахту, потому что надо было как-то содержать семью, свободным шахтерам платили до недавних перемен неплохо. Но вот в чем разница: вольнонаемных не посылали на опасные участки. Это позже шахтеры стали работать и на трудных участках, так как там платили очень хорошо, а вот «исправники» работали именно там и практически бесплатно. Теперь поясню, что это такое – опасный участок, хотя под землей безопасных мест не бывает. У нас пласт угля тонкий, иногда всего пятьдесят – семьдесят сантиметров. А теперь представьте, как происходила добыча угля, ведь этот пласт следовало выбрать и продвигаться дальше.

Архип Лукич развел руки в стороны, соображая, что же это за пласт в семьдесят сантиметров.

– Ну… – протянул он. – Трудно представить.

– Добыча производилась вручную, что называется – кайлом, к тому же лежа. Уголь горняки выталкивали ногами, а сами ползли дальше. Учитывая, что оснащение горняков было хуже некуда, аварии случались часто, люди попросту бесследно пропадали.

– Как это – бесследно пропадали? – недоверчиво произнес Вадик, слышавший от старших, что в сталинское время спрятаться было невозможно, везде находили.

– Ну, завалило в шахте человека, а свидетелей не было, – сказала она. – Его искали некоторое время, да и бросали поиски. К «исправникам» вообще относились халатно, за людей не считали, как мне рассказывали. А число аварий и в результате погибших горняков умышленно занижали. Только на участках, где работали вольнонаемные, аварии фиксировались и велись серьезные работы по ликвидации их последствий, сообщалось число погибших, но не всенародно, а в городе. У вольных горняков семьи, жены-дети, которым полагалась пенсия по случаю потери кормильца. А «исправники» – никто, мусор. Высокие показатели – гордость начальников, и, поскольку спрос с них был невелик, особенно при высоких показателях, начальники вели себя соответствующе. План завышали, чтобы выслужиться перед вышестоящим начальством, потом заставляли людей лезть в забой и выполнять надуманный, с потолка взятый план. Оборудование прогнило, рабочий день был увеличен, шахтеры истощены… А в результате – аварии. Только как о них докладывать, когда ты только что на совещании клялся, какой ты отличный руководитель, что у тебя шахтеры живут – как сыр в масле катаются? Крупные аварии еще становились достоянием гласности, а мелкие… Даже количество погибших людей не подсчитывали! Думаю, поэтому о Денисе Огареве ничего и не известно. Был человек, и не стало его. Так кого не стало? Фактически преступника. Если вы просмотрите мой шкаф с документами о погибших, то таких Денисов Огаревых с пробелом в конце найдете много.

– М-да, не утешили, – вздохнул Щукин. – А сбежать он не мог? Прямо из забоя?

– Вполне, – утвердительно кивнула она, но тут же пошла на попятную: – Хотя это из области фантастики. Когда человек спускался в шахту, над его головой не два метра землицы было, а махина в сотню метров! Допустим, ваш Денис вышел на заброшенную шахту, как он оттуда выбрался?

– Ни одного шанса? – сомневался Щукин.

– Шанс всегда существует, но я почему-то в него не очень верю. Может, потому, что никогда не спускалась под землю, а рассказываю вам с чужих слов. Лично у меня шахта ассоциируется с адом, откуда никому не выбраться.

– Живописно описали, – произнес Вадик. – Ну что, Архип Лукич, у нас опять обрыв?