Гербарий из преступлений

– На Север подался, тогда начали осваивать северные районы, горняки везде нужны были, он и завербовался. Как Сталин умер, нам дали полную свободу, извинились даже: мол, незаконно держали вас в рабах. Ха! Извинились! В задницу их извинения! А кто мне семь лет каторги вернет? Немцы, те хоть бывшим узникам концлагерей деньги дали. Я получил год назад. А наши… извинились. Хе-хе-хе… Короче, получили мы свободу и не знали, что с ней, родной, делать. Я сразу в загул ушел – пил, баб менял. Никита малость озлобился, замкнутый стал. Мы продолжили работать на шахте – во-первых, ничего больше не умели, во-вторых, чтоб уехать, нужны деньги, а у нас дырки в карманах. Поначалу мы на одной квартире жили: я, Никита и Буба. К Наумычу жена приехала, а умер он от силикоза.

– Как фамилия Бубы?

– Вот чего не помню, так это фамилию Бубы. В шахте напашешься, нормы-то у нас были большие, и рабочий день увеличен, после только поспать и поесть мечтаешь. А на перекличке одну свою фамилию ждешь, до остальных тебе нет дела.

– А как погиб Хижняк? – наконец Щукин посчитал возможным спросить и об этом.

– Так и погиб. Застрелили его, когда домой возвращался. Семь пуль всобачили! Думаю, маловато. Он начальником участка стал, а в шахтерском деле ни бум-бум. Вот скажите, зачем сажают в кресла дураков? Не знаете? А я знаю. Дурак удобный, на него всех собак можно повесить, обвинить в случае нужды, дурак только дрожать будет, чтоб не скинули. А он думает, будто важная птица, из кожи лезет, старается высшему начальству угодить, заодно украсть побольше. В результате дело разваливается. Таким был Хижняк. За него пить не стану.

– Скажите, вы еще виделись с Никитой?

– Один раз. Когда ж это было?.. – Кузьма Семенович прищурился на небо, наверное, в синеве рисовали ему цифры ангелы. – В шестьдесят первом! Точно. Во память у меня, а? В шестьдесят первом Никита и Буба приехали в отпуск, я женился… Забыл сказать, что Буба за Никитой на Север поехал. Они крепко срослись, а мы с Никитой… Мы вроде одной семьей стали, сначала в детдоме были вместе, потом в концлагере, у бюргерши, затем на шахте столько лет протрубили. Да, так вот… Погостили они у меня дня три, вспоминали прошлое. Красивым мужиком Никита стал, а полковником не получилось. Потом Никита и Буба уехали на отдых, вернулись, и снова мы три дня пили. После этого Никита как в воду канул. И Бубу я больше ни разу не видел.

Щукин задумался. Ну в общем-то сегодня выяснилось много важных деталей.

На посошок мужчины еще выпили, а Щукин снова лишь пригубил. Он сел за руль, рядом плюхнулся Вадик:

– Ух, крепкий самогон у деда! Меня повело.

– Тебя не повело, ты напился, – недовольно буркнул Щукин.

Архип Лукич ехал не торопясь. Вадик болтал без остановки о разной чепухе всю дорогу. Но это неплохо, ведь монотонная дорога вызывает сонливость.

29

Утром Архип Лукич собрал своих ребят. Отчет Гены о друзьях Стаса Тригуба даже слушать не стал, перешел сразу к делу:

– У нас один шанс.

– Какой? – по очереди спросили оба опера.

– Вынудить Стаса Тригуба выложить, где живет Никита Георгиевич Огарев. Мне кажется, Стас не только косил под него, а знает Никиту лично. Полагаю, Огарев и сидел за рулем, а стрелял в Валентина Стас, не убил же по понятным причинам.

– Думаете, он скажет? – хмыкнул Вадик.

– Смотря как задать вопрос.

– Понял, – кивнул Вадик. – Фактор неожиданности.

– Именно.

– Через адресный стол не лучше действовать?

– Потом. Если первый шанс рассыплется.

– Но Стас сразу поймет, что он на крючке. Смоется.

– Подадим в розыск и поставим в деле точку. Едем.

Стас Тригуб, увидев их, состроил кислую мину:

– Как вы мне надоели.

– А вы нам – нет, – вежливо сказал Щукин.

– Так, где же я был вчера? – закатил глаза к потолку Стас, хотя его и не спрашивали, где он был. – Работал не покладая рук, потом заехал в магазин и купил продуктов. Вы можете справиться в супермаркете, я брал много наименований, продавцы меня должны запомнить. В восемь приехал домой и не отлучался. А что вчера случилось? – наконец осведомился он.

– Ничего, – разочаровал Стаса Щукин, оставаясь бесстрастным.

– В таком случае не понимаю, зачем вы нанесли мне визит.

Полуулыбка на холеном лице Стаса, его изощренное хамство взбесили Щукина, но он и бровью не повел. Либо Стас Тригуб прячет страх за бравадой, отсюда и его эпатирующее поведение, либо он такой и есть, тогда ему можно поставить диагноз: самовлюбленный негодяй, болезнь неизлечима. Щукин готов был голову дать на отсечение: Стас мошенник и негодяй, одно то, как он расплатился с рабочими Валентина, говорит о нем как о непорядочном человеке. Впрочем, настала пора идти в открытую:

– Да вы не волнуйтесь, нас не интересует, где вы были вчера. – По небольшим изменениям в чертах лица Стаса Архип Лукич определил, что он будто гору с плеч сбросил. – Вам знаком Никита Георгиевич Огарев?

Стас выпятил нижнюю губу, затем уверенно заявил:

– Впервые слышу это имя.

– А нам стало известно, что у вас с Огаревым тесная дружба.