Продолжали бурно ссориться, в том числе и при ребенке. Выросший Энтони потом написал, что все ссоры и скандалы заводила мать. Для понимания того, что их нередко провоцировал отец, Энтони был слишком мал. Осенью Энтони пошел в школу; отец стал заезжать за ним после уроков на машине, мальчик был в восторге. Директор школы, узнав об этом, потребовала, чтобы Ребекка забрала ребенка, ибо незаконнорожденные не должны сидеть за партой с приличными детьми. Школу пришлось сменить, а Энтони забирала няня.
Уэллс работал над «Краткой историей мира» и переизданиями «Схемы истории», отвлекшись лишь на то, чтобы написать совместно с драматургом Джоном Эрвином инсценировку «Чудесного посещения». Он принял участие в организации ПЕН-клуба, первое заседание которого состоялось 5 октября. ПЕН был не первой попыткой, предпринятой после войны для объединения европейской интеллигенции, но все предшествующие опыты — например, группа «Кларте», образованная по инициативе Анри Барбюса, — были очень политизированы. ПЕН был задуман просто клубом, где писатели могли бы ужинать — очень английская затея, авторство которой принадлежит малоизвестному беллетристу Эми Доусон-Скотт. В уставе клуба говорилось, что с идеологией и политикой его деятельность несовместима.
Президентом был избран Голсуорси. Уэллсу предложили должность вице-президента, но он отказался в пользу Шоу. Тогда Голсуорси написал ему, что, поскольку Шоу ирландец, а сам он, Голсуорси, шотландец, то получится, что в руководстве объединения английских писателей нет ни одного англичанина; именно этот аргумент побудил интернационалиста Уэллса согласиться стать вице-президентом. Как обычно, попав в новую организацию, он первое время ни с кем не ругался, но в ПЕН-клубе это «первое время» продлилось на удивление долго. Осенью он снова собрался в Америку на международную конференцию по разоружению, предлагал Ребекке его сопровождать. Она отказалась и уехала в Испанию, где и условились потом встретиться.
Конференция по разоружению, созванная по инициативе США, проходила в Вашингтоне с 12 ноября по 6 февраля. Вильсона на посту президента сменил Гардинг, но американская сторона по-прежнему тяготела к глобальным решениям и предлагала широкий круг вопросов: ограничение вооружений на море и на суше, положение в России, выработка принципов международных отношений; Англия и Франция этот круг сужали. Уэллс приехал в качестве корреспондента двух газет: американской «Нью-Йорк уорлд» и родной «Дейли мейл»; уже на месте он стал корреспондентом «Чикаго трибюн». Статьи, которые он писал, потом были собраны в книгу «Вашингтон и надежда на мир» (Washington and the Hope of Peace), которая вышла в издательстве «Коллинз» в 1922 году
[85]. Журналистом он был добросовестным и исправно освещал каждое заседание, но «Дейли мейл» отказалась печатать его корреспонденции после того, как он обругал французского премьер-министра Бриана за его «узкую и провинциальную позицию», которую тот отстаивал наперекор госсекретарю США Чарлзу Хьюзу. Уэллс, естественно, был на стороне Хьюза и считал, что Вашингтонская конференция должна «рулить миром», а не ограничиваться частными проблемами. Но все шло так, как хотел Бриан, и Уэллсу стало скучно; как вспоминал его коллега Чарлз Ремингтон, он вел себя очень тихо и даже отказался выступить на приеме в честь британских журналистов.Из Вашингтона Уэллс писал в Нью-Йорк Маргарет Сэнджер, что ждет не дождется свидания: «Я, не задумываясь, заплачу любые деньги („Чикаго трибюн“ назначила ему баснословный гонорар — 50 тысяч долларов. — М. Ч.) за возможность побыть с тобой». Он снял для свиданий квартиру; встретились и приятно провели время. (Сэнджер собиралась замуж, но это ничего не значило — брак был фиктивный.) Он также виделся со старыми знакомыми, в том числе с Шаляпиным, и завел массу новых. Развлекся он неплохо. Но главное дело, ради которого приехал, он был вынужден охарактеризовать как «упущенные возможности». Ему казалось, что если бы Франция с Англией не ставили Америке палки в колеса, то удалось бы сделать шаг к созданию Всемирного Государства. До конца конференции он недосидел: в конце января отплыл в Испанию, к Ребекке. (Энтони, как обычно, был брошен обоими родителями, но обиду свою потом припомнит только матери.) Встретились в Гибралтаре, потом переехали в Альхесирас, где провели остаток зимы, посетив также Севилью, Гранаду и Мадрид. «Он приехал отчаянно усталым, — писала Ребекка, — и почти не в своем уме: раздувшийся от непомерного самомнения, ненормально раздражительный, весь в каких-то сумасшедших фантазиях».