Герберт Уэллс. Жизнь и идеи великого фантаста

Они словно на мгновение вырваны из общего полумрака карманным фонариком автора и остаются в луче света лишь до тех пор, покуда хватит питания от крошечной батарейки. Машинистка в главном штабе в Париже, на чьих глазах погиб этот город, пилот, летящий с заданием бомбить Берлин, дамский портной, негодующий, что он не может вернуться в оцепленный войсками Париж, где теперь каждый камень излучает смерть… Иногда эти зарисовки великолепны. Солдат в окопе смотрит на кровавый обрубок, оставшийся от его руки, и вдруг осознает всю глупость и подлость войны: ведь это его правая рука, которой он мог столько сделать, столько построить, – умная рука человека! Так проклята будь война! Это проклятье войне, выкрикнутое с болью и гневом рабочим, сравнимо только с иными местами из романа Барбюса «Огонь». Но таких эпизодов в романе немного. К «Освобожденному миру» трудно подходить с традиционными мерками. С подобной точки зрения он не слишком удачен, и то, что он не имел широкого читательского успеха, – никак не случайность. И все же за теми, кто высоко его ставил, была своя правда, только лишь высказанная раньше, чем она смогла пробиться к широкому общественному сознанию. Время в полной мере понять эту правду пришло лишь в самые последние десятилетия. И здесь стоит вернуться к статье Ю. Карякина, по мнению которого «угроза гибели рода человеческого породила категорический императив, требующий сегодня сделать «последние» вопросы гуманистического идеала самыми первыми: вопросы философские, «вечные», – социальными, политическими, неотложными; вопросы, казавшиеся абстрактными, – самыми конкретными; вопросы, традиционно переживаемые в одиночестве великими умами и сердцами человечества, – вопросами масс, вопросами для всех и каждого. Происходит великая спасительная демократизация великих вопросов (не путем снижения их уровня, а путем возвышения людей к ним)». Реальная опасность оказалась страшнее, чем предполагал Уэллс. У него речь идет о крушении цивилизации. Сейчас возникла угроза исчезновения всего живого с лица земли. И все же, если была бы создана предложенная Ю. Карякиным «Антология предупреждений», роман Уэллса занял бы в ней почетное место. И этим не исчерпываются его достоинства. В нем было все, с чем Уэллс-мыслитель подошел к началу войны. Он выступил здесь сразу и как писатель-фантаст, и как пророк грядущего крушения капитализма, и, наконец, как утопист, рисующий картины «эдемского сада» на земле, которая избавилась от скверны стяжательства.

Страшная буря в большом стакане воды

В начале второй пунической войны (218–201 до н. э.) карфагенский полководец Ганнибал вторгся в Северную Италию и римляне начали терпеть поражение за поражением. Третье из них – при Тразиментском озере (217 до н. э.) – было поистине катастрофическим. Пятнадцать тысяч римлян погибли, десять тысяч разбежались куда глаза глядят и начали, кто как мог, пробираться домой. Четыре тысячи конников, которых послали на помощь терпящему поражение войску, Ганнибал тотчас же захватил в плен. Если Ганнибал не взял тогда Рим, то лишь потому, что не сразу оценил масштаб и значение собственной победы. Тут и настал час Квинта Фабия Максима Веррукоза. Он сам возглавлял посольство, объявившее войну Карфагену, но после побед Ганнибала понял две очень важные вещи. Во-первых, что Ганнибал – великий полководец. Во-вторых, что от подобного разгрома так скоро не оправишься. И сделал нужные выводы. Фабий Максим происходил из древней знатной семьи. Восемь членов его рода успели прославиться до него. Но Фабий Максим завоевал свою славу совсем особым путем. Когда его назначили диктатором и он получил армию в свое распоряжение, он решил во что бы то ни стало избегать крупных сражений, изматывая противника в мелких стычках и затягивая войну.