Герда

– Прекратите это безобразие! – шипя, потребовал Левиафанов. – Это вандализм. Я требую компенсации!

– За что? – не понял Гоша.

– За надругательство над произведением искусства, – ответил Левиафанов.

Странно. Какое-то дежавю. А может… Я почувствовала, как заболела голова. Однажды в детстве я ударилась головой об угол шкафа, после чего меня неделю преследовали дежавю, иногда они вообще не прекращались, я как бы раздвоилась и жила сразу в двух временах, в настоящем и в минуту тому вперед.

– Левиафанов, твоя картина стала только лучше, – сказала девушка. – Кстати, ты чем их рисуешь? Колбасой, что ли? Собак так приманивает.

Она рассмеялась едким обидным смехом, а Герда облизнулась и еще несколько раз ткнула картину носом, оставив на ней несколько отпечатков, похожих на хохломскую роспись.

– Фу, – сказал Гоша.

– Фу, – сказала я.

Но Герда не удержалась и лизнула картину еще. Потом поглядела на меня. Морда у нее была вполне себе чистая, то есть все эти краски она с большим удовольствием съела.

И не поперхнулась.

– Я вызову полицию, – то ли пригрозил, то ли предположил Левиафанов.

Дежавю.

– И что ты скажешь полиции? – усмехнулась девушка. – Что твою картину слизали? А потом, я же говорю – ущерба нет. Картина только лучше стала. Была какая-то дурная глубоководная рыба…

– Не какая-то, а латимерия, – возразил Левиафанов. – Латимерия, как символ древнего зла из бездны.

– Ладно, была какая-то латимерия из бездны, – девушка закинула ногу на ногу. – А стало…

Девушка сощурилась, поиграла бровями. Гоша с тоской поглядел на выход, но Герда, кажется, не собиралась отступать. Взгляд девушки упал на фигурку чугунного лося.

– «Убили лося», пожалуй. Поздравляю, Левиафанов, ты нарисовал картину «Убили лося». Теперь ты настоящий передвижник.

– Идиотка, – обиделся художник. – Меня в Испании выставляли.

– Мало кого из Испании выставляют? Это не показатель. А лось – самое распространенное животное в нашей области. Должна признать, я тебя недооценивала.

Девушка ухмыльнулась. Кажется, это была очень саркастическая девушка, видимо, из-за работы в художественном салоне она такой сделалась.

Герда смотрела на картину пристально, словно размышляя – не добавить ли еще парочку штрихов?

– Я думала, что тебя не любят все живые существа, – сказала она. – Но я ошибалась. Ты понятен собакам.

– Да, – сказал Гоша.

– Я… – попытался возразить художник.

Но девушка его остановила.

– В нашей скромной скобяной лавке родилось новое направление в мировой культуре, – сказала она. – Собачий примитивизм. Браво. Виват, Левиафанов. Виват. «Убили лося». Ура. Новый Шишкин явился. Угостись.

Продавщица захлопала в ладоши и протянула художнику пакетик.

Художник хрустнул челюстями.

– Хотя, если честно, это не совсем ты нарисовал… – сказала девушка. – Слушай, Левиафанов, а я придумала, как тебе обрести бессмертие. Тебе надо завести вот такую собаку. Она будет рисовать, а ты при ней как бы импресарио…

Тут и я немного посмеялась. Вообще, это, наверное, от жары. Странности всякие одна за другой, зубы бы не заболели, помню, когда ко мне дежавю тогда привязалось, и зубы тоже болеть взялись, и шорохи, день соскочил с рельсов и пополз по кругу, как паровозик в парке развлечений, полз, собака, по часовой стрелке, и в моей голове…

Тьфу, только сейчас мне этого не хватало. Доктор пропишет мне стационар, когда узнает, что она разговаривает…

А Левиафанов оскорбился, кажется, во всяком случае, покрылся вишневыми пятнами гнева.

– Пойдем домой, – сказала я Герде.

– Да, пойдем, – согласился Гоша. – Уже пора.

В этот раз Герда не стала спорить, вздохнув хорошенько и свесив голову, она направилась к выходу. Ну и я тоже, что мне, на Левиафанова смотреть, что ли?

– Вы куда? – нервно спросил художник. – А картина?

– Хорошая картина получилась, – кивнула я. – Поздравляю. Бегом в Испанию, там вас уже ждут. Мессир Торквемада, слыхали про такого?

Я умная.

– Сикстинская капелла потрескалась, требуется художник, – неудачно пошутил Гоша.

– Вы мне зубы не заговаривайте. – Художник попытался слезть с плетеного стульчика, но Герда опять на него посмотрела. – Надругались – и смеются…

– Да дайте ему триста рублей, а то два года вонять будет, – сказала девушка.

– Тысячу, – неуверенно потребовал художник.

– Пятьсот, – согласился вдруг Гоша.

– Это грабеж, – пискнул Левиафанов. – Герда улыбнулась еще раз. – Забирайте, – махнул он рукой. – Сугубо из любви к животным.

– Поздравляю, Левиафанов! Ты пользуешься успехом.

Гоша взял картину и начал ее разглядывать. Герда тоже смотрела на картину. Даже я начала смотреть на эту картину, погружаясь…

– Сегодня же у нас вечер в кругу семьи, – напомнила я. – Симбирцевы готовят фондю, кажется. Фондю это, конечно, не подлещики, но Аделина трепещет в предвкушении грядущей семьи, а там все фондю уважают.

Интересно, она и в семейной жизни кабанов из арбалета валить станет?

– Дайте еще стольничек… – начал канючить Левиафанов.

Гоша сунул картину под мышку, строго взглянул на Герду.

Мы вышли на воздух.

Саша ждала нас под деревьями, отгоняла веточкой тополиный пух.

– Что-то купили? – поинтересовалась она.