Герда

– Она даже не скрывает, что в «Булате» состоит, никакой совести! Ты знаешь, что «Булат» в прошлом месяце разогнал пикет экологов? Они протестовали против вырубки леса, а эти молодчики поймали их, приковали к деревьям и телефоны отобрали! А руководителя их дегтем измазали!

– Да это он сам себя раскрасил, – сказала Алька. – Он такой же эколог, как я уролог…

– Помолчи! – прошипела Аделина. – Помолчи лучше! С тобой тут все возятся, а я не буду! Если вы хотите запомоиться – пожалуйста, вам жить. А мы не хотим, мы нормальные люди. Мы не фашисты…

– А я тоже в «Булат» заявку подала, – вдруг выдала Алька.

Аделина подавилась. Она хотела как раз что-то сказать, и этим самым и подавилась.

– А что? – пожала плечами Алька. – Туда с двенадцати лет принимают, в младшее звено. Им как раз нужна думающая молодежь, с активной жизненной позицией.

Аделина посерела.

– В «Булат»? – переспросила она.

– Ага, – подтвердила Алька. – В «Булат». Кандидатом.

Аделина рассмеялась.

– А ты им как, все про себя рассказала? – поинтересовалась она.

– Что все? – не поняла Алька.

– Ну, все? – Аделина постучала себя пальцем по виску. – Я что-то не помню, в «Булат» разве принимают с…

– А твой Симбирцев болван вообще, – перебил я. – Просто болван. И замуж ты не за него выходишь, а за шенген форевер.

– Точно-точно, – подхватила Алька. – У него сера все время в ушах.

– Свиньи, – сказала Аделина. – Скажи, кто твой друг – и я скажу, кто ты сам.

На том и разошлись.

Родители вернулись поздно, так что, к счастью, совместно ужинать не стали, так, погрызли пряников. Все, я, Алька, Герда. Спать легли рано, еще немного светло было. Мне снились рыбы из бездны.

На следующее утро бред усугубился.

За завтраком Симбирцев был смущен и раздосадован. Я спросил, в чем дело, Алька шепнула, что кто-то ночью напрудил Симбирцеву в туфли. Не в те, в которых он вступил в навоз, а в запасные. И теперь Симбирцев этим возмущен. Поскольку туфли испорчены, это раз, а два – он успел в них сунуть ноги. А три – это его последние туфли. И это, если честно, уже просто какое-то безобразие…

Я не удержался и хихикнул. Симбирцев тут же сурово поглядел на меня сквозь свое пенсне. Интересно, ему в нем удобно? Глаза не натирает?

Мать тоже была не в духе. Еще с театрального вечера. К тому же в области свирепствовало коровье бешенство, губернатор гневался, и мэр отложил решение вопроса о финансовой поддержке «Материнского Рубежа»…

А тут еще Симбирцеву туфли намочили. Ну, и Аделина тоже вся красная была от злости, ничего не ела, только корябала вилкой по тарелке, издавала противные звуки. Это она на меня злится. Из-за Саши. Вчера они с Симбирцевым полночи что-то обсуждали на повышенных тонах, мешали спать. А пошли-ка они…

– Может, все-таки обсудим инцидент? – наконец не выдержала Аделина. – Я считаю, что это вообще-то… оскорбление.

Мать пожала плечами.

– А кого оскорбили-то? – Я решил сыграть под дурачка.

– А ты будто не знаешь?! – сощурилась на меня Аделина.

– Не знаю. А что случилось-то?

– Алексею… – Аделина кивнула на Симбирцева. – Алексею…

На лице у Симбирцева появилась обреченность, покорность судьбе.

– Алексею помочились в туфли, – наконец выдала Аделина.

Я рассмеялся.

А что? Это действительно смешно, от этого никуда не деться. Приезжает весь такой Симбирцев, в тройке, с бородкой, с саквояжем, а тут такой с ним казус. С вечера в навоз, с утра в мочу. Здорово. Чехов, под которого Симбирцев так зверски косит, так вот, Антон Павлович из этой ситуации изумительный бы рассказ сочинил. Или даже пьесу в трех действиях. Надо Альке посоветовать.

– Это ты, что ли? – Аделина повернулась ко мне. – Ты, скотина?

– Больная, что ли?!

Я постучал по голове.

– А если не ты, то кто?! – спросила Аделина. – Кто у нас тут с отклонениями…

Аделина поглядела на Альку.

– Аделина, – одернула ее мать.

– Да может, он сам, – предположила Алька.

Симбирцев поперхнулся, Аделина принялась хлопать его по спине.

– А что? – поддержал я. – Запросто. В состоянии сомнамбулизма.

– Игорь, – строго сказала мать. – Игорь, прекрати.

– Шучу, – сказал я. – Не, ну это ведь смешно. С чего вдруг это мне Алексею в ботинки…

– Известно с чего. – Аделина опять разозлилась и стала некрасивой-некрасивой. – С того. Ты со своей буренкой…

– Заткнись-ка, – попросил я.

Отец подлил себе кофе, брякнул чашкой.

– А что?! – взвилась Аделина. – Ему, значит, можно?! Можно говорить гадости, можно надсмехаться, можно обувь портить, а я и слова сказать не могу?! Мы приехали в этот дом, думали, что нас встретят, а тут… Меня всю ночь блохи какие-то кусали, я вся в волдырях…

– Не надо забывать о гигиене, – посоветовала Алька. – А ты себя запустила.

– Замолчи. Замолчи, ненормальная.

– Аделина, – попробовала успокоить мать. – Аделина, ничего ведь…

– Ничего страшного не случилось, – спокойно сказал отец.

– Да я вообще не обиделся… – Симбирцев попытался замять скандал.

– Верно, – поддакнул я. – Чего же тут обижаться? Напротив совсем, это хорошая примета. К удаче, наверное… Повезет на бирже.

Симбирцев поглядел на меня все-таки с подозрением.

– Так это все-таки ты?! – Аделина сощурилась так, что глаз не видно стало.