Господин Адлер фыркает, решив было, что это очередная шутка госпожи, такая же придурошная, как и все остальное в госпоже, которая и сама ведь придурошная, и чего же удивляться, с таким-то папашей, да и все они там, впрочем, придурошные, квелые, изнеженные выродки, что не фашисты — то просто юродивые, такими, как она, весь женский корпус кишит, такими же мелкими и истеричными; однако Луиза глядит на него совершенно серьезно, вопросительно приподняв под челкой бровь, сверлит своими леденящими глазами, так что он сдается наконец и растерянно спрашивает:
— Да вы чего?
— Послушайте, господин Адлер, — теряя терпение, говорит Луиза. — Вам, может быть, денег дать? Чтоб вы на десять метров отошли. Я же не прошу вас совсем уйти, в конце концов. Гуляйте себе, пишите в блокнотик, дышите воздухом, наслаждайтесь жизнью. Над головой не стойте просто. Тут и без вас до конца визита минут десять осталось, так что надолго я не задержусь.
— Зачем же денег?.. — с искренним недоумением вопрошает Адлер в ответ. — Но посудите сами — вы здесь собираетесь нарушить установленные в нашем учреждении правила, и ни много ни мало с моего непосредственного позволения, и с моей стороны это была бы самая что ни на есть халатность, как вы совершенно правильно подметили… Так что, боюсь, я как минимум имею право знать причины, по которым вы желаете подвергнуть и себя, и меня такому риску. Тем более что пациент, как видите, не отличается общительностью, а потому... Я, конечно, все понимаю, ваш отец — один из почетнейших постояльцев нашего...
— Да ладно вам, — перебивает Луиза по возможности беззаботно, боясь ненароком рассвирепеть от такой велеречивости, прямо как почетнейший папаша, и жмет плечом. — Вы сами вот, например, часто встречаете молодых людей под названием Фрицхен, которые отказываются изъясняться иначе, чем по-фашистски? Это как, кстати? Все забываю уточнить.
— Ну, это по-немецки, разумеется, — фыркает Адлер. — Со всякими там выдержками из всяких там майнкампфов, гимнами, маршами, цитатами и пламенными выступлениями. И все-то в высшей степени пристрастно, не в шутку, можно сказать, а всерьез. Бывают дни, когда только по-фашистски и трещит, будто родную речь вконец отшибло. Сегодня вот, например.
Боковым зрением Луиза видит, как пациент в ответ на это привычное смешение кислого с длинным усмехается едва заметно краем рта, однако вида решает не подавать, и говорит только: