Впрочем, у Штелера не было достаточно времени, чтобы как следует пораскинуть мозгами и прийти к какому-либо заключению. Он следил за дорогой, стараясь случайно не сбить припозднившихся горожан и забрызгать как можно больше патрулирующих улицы стражников грязью из лужи. Первую задачу он выполнил намного лучше, чем вторую. Стражи порядка обладали каким-то непостижимым чутьем, они шарахались в сторону еще задолго до приближения экипажа, и брызги не долетали даже до их сапог, не то что до откормленных, довольных жизнью рож.
Одна узкая улочка сменялась другой, перед глазами моррона быстро мелькали дома, редкие фигурки прохожих и фонарные столбы, порою так неудачно установленные, что несущаяся карета несколько раз чуть не лишилась правого переднего колеса. Штелер злился и мысленно осыпал проклятиями перемудрившего чудака, решившего, что они должны покинуть город именно в карете. Ведь на самом деле, куда проще было бы офицеру выехать верхом, а им с морохом выйти через ворота пешком, как обычным нищенствующим странникам. Однако чуть позже моррон понял, что не учел одно важное обстоятельство. Вся эта морока с каретой была придумана именно из-за него. Ведь Висвел намекнул ему, что задание отряд получил неожиданно. Он же должен был прийти на место сбора в трактире лишь ночью, в ту самую пору, когда городские ворота уже закрыты и никто не мог покинуть Денборг до утра. Выходило, что офицер задержался в городе именно из-за него, это хоть как-то объясняло, почему напыщенный щеголь взирал на Штелера с таким недовольством. Разрешение на выезд без ограничений, видимо, имели не все члены отряда, да и видок у некоторых из них был, мягко говоря, неподобающий. Вряд ли стражники всерьез восприняли бы документ, предъявленный им морохом, будь на бумаге хоть три или четыре казенные печати.
Предположение подтвердилось, как только они достигли городских ворот. Обычно запруженная телегами, повозками и каретами площадь была совершенно пустой, разве что у самой крепостной стены лениво расхаживали около десятка несших ночную вахту стражников. Штелер натянул поводья, лошади охотно перешли с бега на шаг, и экипаж медленно подъехал к посту. Десять пар глаз смотрели на него с таким удивлением, как будто он был не обычным кучером, не просто управлял экипажем, а посреди бела дня стоял голым на главной площади, да и еще не просто стоял, а, распевая похабные песенки про высокопоставленных герканских вельмож, размахивал под окнами резиденции генерал-губернатора филанийским флагом.
– Куда прешь, болван?! Вороть назад! – еще довольно вежливо обратился к моррону сержант, видимо, пребывавший в хорошем расположении духа.
Не успел Штелер и рта открыть, как в окошке кареты появилось красное оперение шлема.
– Сержант, офицера ко мне! – кратко скомандовал капитан, но поскольку старший дежурный замер на месте, а не бросился немедленно исполнять его указание, артиллеристу пришлось применить то, что в армии именуется командным голосом: – Чего застыл, морда?! Чего лупоглазы выпучил?! А ну, живо за офицером! Сгною мерзавца!
От крика, подобного горному камнепаду, бедные лошади чуть не пали замертво, а у вздрогнувшего от неожиданности Штелера сильно зазвенело в ушах. Офицеры часто кричат на нерадивых солдат, поскольку только через крик от них можно чего-то добиться, но у командиров орудийных расчетов и батарей особый дар по произведению шума. Далеко не каждому дано перекричать грохот пушечной канонады!
Конечно же, такой приказ не мог остаться без немедленного исполнения, впрочем, бежать перепуганному сержанту никуда не понадобилось. Отдыхавший в сторожевой палатке дежурный майор просто не мог не проснуться от подобного крика, через миг после которого залаяли все до единой собаки в округе. На заспанном лице офицера, на ходу застегивающего мундир, было видно явное недовольство и желание наказать скандалиста-капитана. Так орать среди ночи мог позволить себе лишь сам генерал.
– В чем дело? – строго вопросил офицер, подойдя вплотную к карете.
– Зайдите, майор! – тоном, не допускающим пререканий, приказал капитан и открыл перед дежурным офицером дверцу.
Из-за все еще не смолкшего собачьего лая и до сих пор не прошедшего звона в ушах Штелер так и не расслышал, о чем толковали благородные господа за его спиной, то есть внутри кареты. Существенный интерес к этой беседе проявил не только он, но и солдаты, хоть и державшиеся на почтительном расстоянии, но обступившие карету полукругом и навострившие слух. Буквально через пару минут разговор двух офицерских чинов был окончен. Раскрасневшийся, как вареный рак, и явно недовольный результатом беседы дежурный майор покинул экипаж, а затем, вытирая рукавом пот со лба, к недоумению своих солдат, приказал немедленно открыть ворота.