Герман Аляскинский. Светило православия

«Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой. И, договорившись с работниками по деньге на день, послал их в виноградник свой. Вышед около третьего часа, он увидел других, стоящих на торжище праздно. И им сказал: “идите и вы в виноградник мой и, что следовать будет, дам вам”. Они пошли. Опять вышел около шестого и десятого часа, сделал то же. Наконец вышел около одиннадцатого часа, он нашел других, стоящих праздно, и говорит им: “что вы стоите здесь целый день праздно?” Они говорят ему: “никто нас не нанял”. Он говорит им: “идите и вы в виноградник мой, и, что следовать будет, получите”. Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника правителю своему: “позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых”. (И пришедшие около одиннадцатого часа получили по деньге.) Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по деньге. И получивши, стали роптать на хозяина дома. И говорили: “эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной”. Он же в ответ сказал одному из них: “друг! Я не обижаю тебя; не за деньгу ли ты договорился со мною? Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе, разве я не властен делать в своем что хочу? Или глаз твой завистлив оттого, что я добр?” Так будут последние первыми и первые последними…» (Мф. 20, 1–10).

Разрешив загадку жизни, Богодуховный отец Герман деятельно нёс Христовы заповеди на пользу своим ближним, и, вдохнув чувство нравственной бодрости, духовной крепости в народы Русской Аляски, вступил на путь старчества.

Как бы велико ни было доброе дело – оно несоизмеримо с Даром Духа Святого. Преподобный Герман и преподобный Серафим в едином звучании показывают и свидетельствуют, при каких обстоятельствах конечная, условно-возможная ценность времени и во времени возрастает в бесконечность. История их союза, их взаимной любви удивительна, загадочна. Через огромный океан и земное пространство: один – на острове Еловом, другой – на заснеженном островке в дремучих лесах Сараклыча, они постоянно встречались мысленно и знали всё друг о друге. Это великая тайна святых угодников Божиих сокрыта от ума и глаза мирского.

Всю долгую зимнюю ночь на 2 января 1833 года о. Герман стоял на коленях перед иконой Божией Матери в молитвенном обращении. Его тихий напев душевной ласковостью творил: «Радуйся, в молитве пред иконою Богоматери умилённый дух твой Богу предавый, радуйся неболезненным исходом прерочения твоя исполнивый. Радуйся венцем бессмертия от рук Вседержителя увенчанный. Радуйся блаженство райское со всеми святыми унаследованный… – И как бы в один голос со всею Церковью пел: Честна пред Господом смерть преподобных Его и радуется в день представления Саровского угодника так же, как и в день его рождения…»

Переход преподобного Серафима Саровского в иной мир не означал оставление не только своего «собеседника», но и тех, кто с верой и любовью приходил к нему, ибо Господом нашим Иисусом Христом было сказано: «Не оставлю вас сиротами; приду к вам» (Ин. 14, 18). Старец Герман «видел» всю высоту блаженной, славной кончины, которую в полной мере можно отнести как «успение» и «представление», ибо кончину отца Серафима, Саровского Чудотворца, он относил как рождение в свет незаходящего солнца, начало «невечереющего дня»… Ясным сделался смысл и цель жизни: достигнута непрестанными трудами и суровой борьбой со злом исключительной близости к Богу, «сокрушив главы невидимых змиев», созрев для Царствия Божиего и Небесного, старец Герман, предаваясь молитвенным подвигам, стал обнажать думы о часе смертном:

«После смерти моей, – говорил он, – будет повальная болезнь, и умрет от неё много людей, и русские объединят алеутов».

«Хоть и много времени пройдёт после моей смерти, – говорил старец Герман, – но меня не забудут, и место жительства моего не будет пусто. Подобный мне монах, убегающий славы человеческой, придёт и будет жить на Еловом, и Еловый не будет без людей». «Пройдёт тридцать лет после моей смерти, все живущие теперь на Еловом острове перемрут, ты останешься жив и будешь стар и беден, и тогда вспомнят меня», – говорил старец Герман ученику своему, алеуту Игнатию Алиг-яге; а у двенадцатилетнего креола Константина спрашивал: «Миленький, как ты думаешь, часовня, которую теперь строят, останется ли втуне? Дитя мое, помни, – несколько помолчав, продолжал старец, – что на этом месте со временем будет монастырь».