Герман Геринг — маршал рейха

Герман Геринг пережил. Психиатр, который наблюдал его в лечебнице Лангбро, впоследствии классифицировал своего пациента как «сентиментального человека, лишенного элементарной силы духа». Он написал этот диагноз после того, как Геринг, просуществовав три месяца без наркотиков, был выписан и отправлен домой в Оденгатан. Там, находясь вместе с Карин, состояние которой стало еще хуже, чем было, он опять ощутил себя в атмосфере безработицы и нехватки денег. Геринг снова взялся за шприц и снова был отправлен в Лангбро. После этого, по истечении еще двух месяцев полного воздержания, он вылечился. Больше он не кололся никогда. Должно быть, здорового и бодрого духом шведского психиатра это не очень впечатлило, однако, учитывая силу на тот момент его морфиновой зависимости, а также сохраняющуюся боль от раны (так и оставшуюся с ним на всю жизнь), нельзя не признать его излечение достижением.

За период, пока он принимал наркотик, Геринг изрядно прибавил в весе. Учитывая это, можно с уверенностью сказать, что морфий либо рана в паху, а может, и то и другое привели к нарушению обмена веществ. Летом 1926 года Герман Геринг, которому теперь было тридцать три года, уже ничем не напоминал стройного, привлекательного молодого героя войны. Сейчас Томас фон Кантцов, несмотря на всю свою любовь к нему, уже не мог назвать его «забавным».

Но теперь он снова был готов бросить миру вызов и сильнее, чем прежде, горел желанием вернуться в Германию.

Политическая ситуация в Германии менялась, происходила поляризация сил, и все больше и больше партий присоединялось к левому и правому крылу. В 1925 году президентом страны был избран фельдмаршал Пауль фон Гинденбург; ему теперь было восемьдесят лет, но он не переставал кипеть от ярости из-за несправедливых требований Версальского договора и обвинений союзников, возлагающих на Германию всю вину за первую мировую войну.

Осенью 1927 года он отправился в Танненберг, где произошло одно из самых значительных сражений прошедшей войны, чтобы принять участие в самой впечатляющей с тех времен демонстрации патриотизма. Поводом для этого послужило открытие мемориала Танненберга, просторное место хорошо подходило для милитаристских представлений, и Гинденбург вместе с правыми использовал эту возможность для масштабной пропагандистской акции.

Престарелый фельдмаршал проследовал в Восточную Пруссию, где находился Танненберг, на крейсере «Берлин», который перевез его из Свинемюнде в Кенигсберг и таким образом избавил от необходимости ехать по ненавистному Польскому коридору. От начала и до конца ясно ощущался милитаристский, роялистский и реакционный дух этой демонстрации. Принять в ней участие были приглашены некоторые организации ветеранов, включая нацистов, но членам еврейских объединений бывших военнослужащих однозначно запретили там появляться. Впрочем, все германские генералы были там и они шумно выразили свое одобрение, когда Гинденбург прокричал:

— Обвинение Германии в том, что она несет ответственность за эту величайшую из всех войн, мы отвергаем. Все немцы, вне зависимости от своей социальной принадлежности и рода деятельности, единодушно отрицают это. Не дух зависти, ненависти или страсти к завоеваниям заставил нас обнажить меч… Мы отправились с чистыми сердцами защищать наш фатерланд и чистыми руками взялись за меч.

Он закончил выступление призывом к богу благословить германский народ и царственную семью и избавить тех и других от взваленного на них бремени несправедливости.

Эту речь передавали по радио во всех концах Германии, и везде она вызывала небывалый подъем патриотических чувств. Герман Геринг прочитал ее в шведских газетах и был счастлив сообщить Карин, что Германия начинает выздоравливать и час его возвращения теперь близок.

Так оно и было. Вскоре после этого в рейхстаг была подана петиция об освобождении всех политических заключенных и амнистии всем политическим изгнанникам. Так как у коммунистов еще сидело в тюрьмах много их товарищей и кое-кто был в бегах за границей, они присоединились при голосовании к правым за принятие этих мер.

Изгнание закончилось. Герман Геринг мог спокойно вернуться.

Он отправил приветственную телеграмму Гитлеру и принялся готовиться к возвращению. В тот момент не было вопроса, поедет с ним Карин или нет, потому что она была слишком слаба, чтобы выдержать путешествие. Но она и слышать не желала о том, чтобы ждать, и даже заставила себя подняться с постели и помогала ему упаковываться, дабы убедить его, что, хоть она и больна, ей уже лучше и скоро она поправится.

В октябре 1927-го состоялось их полное слез прощание, во время которого Карин едва смогла скрыть от мужа, что находится на грани полного изнеможения. Едва поезд скрылся из виду, она упала на руки Фанни, и ее срочно отвезли в больницу. Несколько недель она серьезно болела, но об этом, по ее настоянию, мужу ничего не сообщали.

— У него сейчас столько дел, столько нужно наверстать, — постоянно говорила она сестре, — да еще беспокойство обо мне… Он не сможет все это вынести.