Герман Геринг — маршал рейха

Когда впервые встал вопрос о назначении Мильха, в кабинет министра тихо вошел хитрый и беспринципный чиновник, ставший начальником тайной полиции, Рудольф Дильс, с досье Мильха в руках, и презрительно ткнул пальцем в соответствующий абзац. Мать Мильха была чистокровной арийкой, но его отец, фармацевт из Бреслау, оказался евреем. Его сын в глазах нацистов тоже был евреем и, следовательно, подлежал преследованию. Согласно принципам партии, Мильх не только не мог быть статс-секретарем у Геринга, он более не должен был руководить национальной авиакомпанией. О нем вообще не стоило заводить разговора.

Но все было не так однозначно, раз в этом был не заинтересован Герман Геринг.

В Берлин была вызвана мать Мильха, которую убедили ради сына оговорить себя и опозорить мужа. Во что бы то ни стало, сказали ей, необходимо скрыть, что Эрхард является полуевреем, и единственным способом для этого было «доказать», что он — чистый ариец. В конце концов фрау Мильх согласилась дать у нотариуса клятвенное заявление, что во время своего замужества имела тайную связь с неким бароном Германом фон Биром и в результате родила сына.

— Раз уж мы собираемся забрать у него настоящего отца, — усмехнулся Геринг, — пусть хотя бы получит взамен аристократа.

Настоящее свидетельство о рождении было изъято и вместо него подложено новое с указанием фон Бира в качестве отца. Мильх был спасен. После этого в Германии, наверное, не нашлось бы более рьяного приверженца антисемитской политики.

Так Геринг заполучил превоклассного статс-секретаря, который занялся взращиванием его секретных военно-воздушных сил; со временем, чтобы усилить создающиеся формирования, были привлечены многие из его прежних боевых товарищей. Его первый «летный» друг, Бруно Лёрцер, был назначен руководить «Воздушно-спортивным клубом», что было эвфемизмом для тайного тренировочного центра немецких летчиков. Эрнст Удет, служивший вместе с ним в полку «Рихтгофен» и так же, как и он, после войны зарабатывавший на жизнь показательными полетами, был взят в министерство авиации в качестве советника.

30 января 1933 года Геринг принял участие в большой встрече летчиков и авиапроизводителей, которые приехали в Берлин, чтобы отметить двадцать пятую годовщину Германского аэроклуба. Он представил им своих новых сотрудников, а затем сказал, что Гитлер уполномочил его сообщить им хорошие новости. На лицах сидевших перед ним широко известных авиапромышленников он мог видеть скептические выражения как следствие постоянного разочарования, в котором они пребывали до сих пор. Впрочем, с приходом к власти нацистов у них появлялась надежда на возрождение отрасли.

— Согласен с вами, — сказал им Геринг при первом разговоре, когда только прибыл, — ситуация ужасная. Но не беспокойтесь. Скоро все переменится.

Теперь в своем выступлении он проинформировал их, что правительство договорилось о выделении больших кредитов для авиационной промышленности и будет дан зеленый свет на производство «Юнкерса Ю-52», «Хейнкеля Хе-70», «Фокке-Вульфа ФВ-56» и «летающих лодок» «дорнье».

— Вам понадобятся рабочие руки, — продолжал Геринг, — вы сможете набрать их из числа шести миллионов безработных. Мы направим их на строительство новых аэродромов, заводов, на производство двигателей и сборку самолетов. Мы станем платить людям, которые начнут обучаться летному делу, и привлечем из рейхсвера опытных унтер-офицеров, которые научат их дисциплине. Хотя им и не будет разрешено носить военную форму, они будут обучаться, как настоящие солдаты.

Внимавшая ему затаив дыхание аудитория разразилась бурными криками одобрения, кто-то начал скандировать и остальные присоединились:

— Heil der Dicke! Heil der Dicke!^[6]Геринг покраснел и расплылся от удовольствия, когда подбежавшие к нему гурьбой дородные пилоты подняли его нелегкий «фюзеляж» себе на плечи и заплясали с ним по залу.

— Смотрите, Герман опять взлетел! — смеясь, крикнул Бруно Лёрцер.

Обвинитель

Эмма Зоннеман имела беззаботный и веселый нрав и не привыкла жаловаться на жизнь, но в ее отношениях с Герингом бывали моменты, когда ее терпение, должно быть, подвергалось жестокому испытанию. К примеру, весной 1933 года ей позвонил из Берлина Ханс Йост, директор Государственного драматического театра, и спросил ее, не желает ли она оставить Веймар и приехать в столицу, чтобы играть ведущую роль в новой пьесе под названием «Шлагетер». Йост прислал ей текст пьесы, и, хотя Эмма не сочла ее шедевром, женская роль показалась ей достаточно драматичной. (Пьеса была посвящена Альберту Шлагетеру, члену одного из подразделений Добровольческого корпуса, который выступал против французов, оккупировавших Рурскую область, был ими арестован в 1923 году, обвинен в саботаже и шпионаже и казнен, после чего превратился в одного из главных нацистских «мучеников».)