Герман Геринг — маршал рейха

Эрнст настоял на том, чтобы министра сопровождали телохранители, которые, как скоро стало казаться Герингу, старались больше шпионить за его действиями, чем защищать его жизнь. Это были бандитского типа штурмовики, и Геринг несколько раз жаловался Эрнсту на их поведение, особенно на то, что они избивают всякого, кто оказывается на пути у него или Эммы, когда они выходят вместе на люди. В ответ на его протест Эрнст указал, что раз «гнедиге фрау» не замужем за министром, люди могут не понимать, насколько она важна для него, и им следует показывать, что ее движению нельзя препятствовать.

Ему приходилось терпеть такое граничащее с наглостью поведение, потому как если он хотел использовать штурмовиков, — а он безусловно в них нуждался, — ему следовало держать при себе Карла Эрнста, который был близким другом — в разном смысле — Эрнста Рема, предводителя штурмовиков. Но когда тот предложил ему взять в качестве слуги одного из своих телохранителей, Геринг, представив одного из этих бандюг-извращенцев в своем доме, в своей гардеробной, в своей спальне, не выдержал и резко оборвал «коричневого» полицай-президента. Сразу после этого он сообщил баронессе Гольдорф, что принимает ее предложение.

Баронесса поместила небольшое объявление в «Кройццайтунг», наиболее популярную среди бывших военнослужащих газету, и из явившихся претендентов выбрала бывшего военного моряка по имени Роберт Кропп как наиболее подходящего и отправила его на Кайзердамм показаться Герингу. Ему пришлось прождать несколько часов, но когда он наконец предстал перед Герингом, то увидел, что его рекомендательные письма и послужной список лежат у того на столе.

— Похоже, ты добросовестный человек, — сказал Геринг. — Какое жалованье ты просишь?

Кропп, который служил у нескольких преуспевающих рурских промышленников, запросил, в соответствии с существующими расценками, сто сорок марок в месяц.

— Я дам тебе восемьдесят для начала, и если буду тобой доволен, прибавлю, — сказал Геринг. — Если нет — выброшу!

Через три месяца он удвоил Кроппу жалованье и объявил, что в случае своего недовольства может его уменьшить. Так заложились отношения между этим слугой и его хозяином, которым суждено было продлиться почти до самой смерти Геринга.

Вечером 27 февраля 1933 года Роберт Кропп заваривал себе мятный чай на кухне квартиры на Кайзердамм, когда зазвонил телефон. На проводе был Пауль Адерман, ночной вахтер рейхстага, который в сильном возбуждении прокричал:

— Вы должны срочно сообщить министру! Рейхстаг в огне!

Тем вечером Геринг работал в своем кабинете в министерстве внутренних дел на Унтер-ден-Линден, туда и позвонил Кропп. Геринг только что узнал эту новость от полиции и уже собирался уходить из кабинета. Он выглядел крайне удивленным и ни словом не обмолвился о диверсии. Кропп тоже предположил, что пожар возник случайно.

Но потом он начал размышлять. Кропп хорошо ориентировался в председательском дворце, потому что бывал там почти всегда, когда требовалось присутствие Геринга. Он знал, что там существовал тоннель, соединяющий дворец с рейхстагом, потому что сам часто пользовался им, чтобы передать записки от своего хозяина сотрудникам в его кабинете в рейхстаге. При этом он, разделяя неприязнь своего хозяина к Карлу Эрнсту, обратил внимание, что тот в последние дни стал часто появляться в председательском дворце без видимых причин, обычно в сопровождении пары своих наиболее отталкивающего вида приближенных.

Но все это Кропп связал позднее. А пока он предупредил Силли, чтобы та не отходила от телефона, и, надев плащ, вышел из дома и поспешил к рейхстагу, из-под купола которого, как он видел, приближаясь, уже выбивались языки пламени. Служебный автомобиль Геринга был уже здесь, а сам он прошел в здание. Кропп последовал за ним. Он сразу сообразил, куда устремился его хозяин, и направился к коридору, в котором был расположен кабинет председателя. Он подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Геринг отшатнулся от полыхнувшего пламени и поваливших клубов дыма. Увидев Кроппа, он закричал:

— Мы должны спасти мои гобелены!

Но было уже слишком поздно. Его кабинет превратился в головешки вместе с мебелью, картинами и гобеленами. Тем временем зал заседаний тоже сгорел, и пожарные бригады отчаянно пытались взять огонь под контроль. Но все, что им в результате удалось спасти от рейхстага, были только его наружные стены.

Когда Геринг наконец вышел в передний двор, то увидел, что приехал Гитлер. Он двинулся ему навстречу, перешагивая через переплетающиеся пожарные рукава, и изумился, увидев на лице фюрера выражение торжества, почти удовольствия.

— Это знак свыше! — воскликнул Гитлер среди треска пожарища.

Лицо Геринга было черным, и по нему текли слезы не то из-за дыма, не то из-за утраты его любимых гобеленов. Кропп не мог сказать точно.