Герман Геринг — маршал рейха

Риттер фон Эпенштейн принадлежал к римско-католической церкви и каждое воскресенье участвовал в большом действе в Маутерндорфе или Нойхаузе, когда останавливался в Фельденштейне, отправляясь со всеми своими гостями и крестными детьми в местную церковь, где для них был зарезервирован ряд скамей. Но по рождению он был евреем. Придворный врач Фридриха Вильгельма IV Прусского, он преуспел под королевским покровительством, завязал знакомство с дочерью богатого банкира-коммерсанта, нееврея, и, перед тем как жениться на ней, перешел в католичество. Тем не менее его фамилия попала вместе со всеми остальными в «semi-Gotha», списки титулованных немецких фамилий еврейского, происхождения, и, если бы у власти тогда находился Гитлер со своими национал-социалистами, Эпенштейна, в соответствии с определениями Нюрнбергских законов о гражданстве и расе, безусловно причислили бы к евреям и отнеслись соответственно.

Правду о национальности своего крестного Герман Геринг узнал, когда его отправили в школу-интернат в Ансбахе в 1904 году. Ему исполнилось уже одиннадцать лет, и он был заносчивым, самонадеянным и упрямым мальчишкой, верховодил среди своих братьев и сестер и организовывал их игры. В Ансбахе же он почувствовал себя маленьким лягушонком в огромном пруду, оказавшись среди других учеников, которые были такими же своенравными заводилами, как он, только старше и сильнее. Скоро Герман возненавидел эту школу. Дисциплина была строгой, пища — скудной. Родители записали его на занятия фортепьяно, но на уроках музыки ему приходилось обучаться игре на скрипке — инструменте, к которому он очень скоро почувствовал отвращение, потому что у него никак не получалось извлечь из его струн что-либо, помимо совершенно немузыкальных скрипов и хрипов. Последней каплей оказалось сочинение на тему: «Человек, которым я восхищаюсь больше других». От учеников ожидались патриотические опусы о Вильгельме II, Бисмарке или Фридрихе Великом либо восхваления заслуг и достоинств отцов. Герман же сдал учителю хвалебную песнь риттеру фон Эпенштейну. На следующий день он был вызван для беседы в кабинет директора, где его сухо проинформировали, что ансбахские ученики не должны писать сочинения, прославляющие евреев, а когда он стал горячо возражать, заявляя, что его крестный — католик, ему вручили «semi-Gotha» и велели сто раз написать: «Мне не следует писать сочинения, восхваляющие, евреев» и переписать все фамилии из «semi-Gotha» от А до Е.

Через несколько часов эта история стала известна всей школе, начались смешки, издевки и оскорбления, вылившиеся в драку с тремя обидчиками, окончившуюся торжественным шествием вокруг школы с Германом Герингом в середине, которого тащили за руки и за ноги лицом вниз, с плакатом, надетым на шею, который гласил: «МОЙ КРЕСТНЫЙ — ЕВРЕЙ». Ранним утром следующего дня он вылез из кровати и отправился на станцию, где на последние деньги купил билет обратно в Нойхауз. Напоследок, прежде чем покинуть школу, он разбил свою скрипку и порвал струны на всех остальных инструментах школьного оркестра.

Впрочем, существует и другая версий оставления Герингом школы в Ансбахе, которую опубликовал в 1938 году автор его официальной биографии Эрих Гритцбах, приведя ее со слов его любимой сестры Ольги. Там говорится, что Герман был наказан за то, что возглавил бойкот, направленный против скверного качества еды в школьной столовой, и что он купил обратный билет на деньги, полученные от продажи скрипки товарищу-ученику.

Следует отметить, что при кайзере Вильгельме II в Германии не было преследования евреев, и на самом деле многим из них удавалось достигать довольно высокого положения и важных государственных постов, но тенденция к антисемитизму уже наметилась, и евреев прилюдно высмеивали и оскорбляли, на них нападали в прессе и существовали определенные клубы, дома и социальные круги, куда их не пускали. Но Герман Геринг, хотя многие из его друзей-немцев относились с презрением к этой расе, сохранил доброе отношение к своему кумиру.

Фон Эпенштейн никак не показывал, что нуждается в верности своего юного крестника, и держался до того самоуверенно и надменно, что представляется совершенно невероятным, чтобы количество крови той или иной нации, текущей в его венах, могло когда-либо стать темой разговора между ними. Находились и немцы и австрийцы, которые отпускали в адрес Германа фон Эпенштейна пренебрежительные замечания за его спиной, но только смелые люди отваживались сказать такое в лицо и встречались они не часто.