Однако в Германии нашлись люди, решившие предотвратить убийство — и не потому, что им было жаль Димитрова, а потому, что они не хотели нового ущерба для престижа страны (как и для самого Геринга). Ханфштенгль, секретарь Гитлера по связям с иностранной прессой, и Зоммерфельдт, пресс-секретарь Геринга, представили дело так, что «слухи об убийстве» распространяются иностранными журналистами, и выпустили опровержение, в котором официально заявлялось, что Геринг, «джентльмен и солдат», никогда не унизится до трусливого убийства из-за угла и что он «вообще не такой, как другие нацистские вожди». Опровержение тут же перепечатали ведущие европейские газеты, и на другое утро Геринг имел удовольствие прочесть в лондонской «Таймс», что он — «настоящий джентльмен». Похвала англичан значила для него гораздо больше, чем судьба «какого-то Димитрова», и он незамедлительно выступил с резким заявлением о том, что «слухи о подготовке покушения — это выдумки его врагов», и что он не замышлял ничего подобного. Позже до него дошла правда о проделке Ханфштенгля, но в это время Димитров находился уже далеко от Германии.
Последствия неудачного выступления Геринга в суде (прозвучавшего в прямом эфире на всю страну) еще долго сказывались на его престиже и заметно пошатнули его авторитет среди нацистского руководства. До этого случая многие восторгались его проницательностью и умением быстро реагировать на «происки врагов» — и вот, надо же, такой конфуз, да еще в разгар кампании по проведению референдума, когда решался вопрос о том, быть ли в Германии однопартийному правлению нацистов, или нет. До этого пропаганда Геббельса искусно подводила население к мысли, что «многопартийная система — это зло»; той же цели служил и-суд по делу о пожаре рейхстага, который теперь оказался «скомканным», не сумев убедительно доказать, что поджог — «дело рук коммунистов, замышлявших вооруженное восстание», — как утверждали Гитлер и особенно Геббельс, а вслед за ними — и Геринг. История (уже не в первый раз!) мрачно подшутила над ним, сделав из его слов пророчество, обратившееся против него самого. Всего через 13 лет призрак виселицы, который он так опрометчиво потревожил, возник перед ним как реальная и страшная угроза для него самого.
2. Третье явление свастики
Христианская любовь — глупость, потому что любовь парализует человека. Свастика, преемница меча — вот символ германского христианства.
Накануне референдума с речью к населению страны обратился президент Гинденбург, которому исполнилось уже 86 лет. Он сказал:
«Я и правительство рейха едины в нашем стремлении вывести Германию из полосы внутренних потрясений и безволия послевоенного периода. Теперь мы призываем немцев решить судьбу страны и сказать миру О поддержке нашей политики. Благодаря смелому, решительному и уверенному руководству канцлера Гитлера и действиям его коллег, назначенных мною указом от 30 января этого года, Германия обрела веру в себя и нашла свой путь к возвращению национальной чести и светлому будущему!»
Неудивительно, что после такой речи президента, пользовавшегося доверием и уважением населения. 95 % голосовавших сказали «Да» на референдуме, одобрив таким образом деятельность НСДАП, ставшей с этого времени единственной разрешенной законом политической партией в стране. Так менялась Германия. Она действительно вступила на новый путь, который отнюдь не стал для нее «путем к обретению национальной чести». Это был путь к тоталитаризму и войне, и события 1933 г., ставшие его роковыми вехами, красноречиво говорили об этом:
3 сентября 1933 г. — Гитлер заявил: «Ведя войну с большевизмом, Германия выполняет европейскую миссию!»
14 октября — Германия вышла из Лиги Наций: Гитлер не захотел связывать себя обязательствами по разоружению.
12 ноября — референдум по однопартийной системе; 95 % голосовавших одобрили деятельность НСДАП.