Герман Гессе, или Жизнь Мага

В Германе периода Базеля, — укутанном в теплое шерстяное пальто, с непокрытой головой, с гладко выбритым подбородком, в начищенных ботинках, — нельзя было узнать тюбингенского оборванца, стенающего в одиночестве, еще меньше он напоминал помешанного от любви. Новоиспеченный служащий книжного магазина держится просто и мило. Он гуляет по городу, ступая на старинные камни мостовых, спускаясь по мраморным лестницам к переливающемуся на солнце Рейну. Он ищет общества историков и исследователей, архивистов и ученых, причастных к тайнам древности. Губеры, Гуене, старые друзья его родителей, относятся к нему как к сыну. Доктор Рудольф Васкернагель, «коренной житель Базеля, немного чопорный и подозрительный по отношению к иностранцам», радушно открывает перед ним двери своего дома. Едва он покидает fcopor его жилища в Брунгасслейн, одной из улочек старого города, как его приглашает сам герр Рейх к себе в Риен, расположенный в нескольких километрах от центра. Он заходит на чай к профессору Метзгеру, проводит вечера у Ларошей, которые знали его шестилетним мальчиком, когда Мария Гессе, молодая жена пастора, водила сына в школу. Наконец, Герман наслаждается обществом француза, пастора Барта, своего соседа по столу в пансионе. «Я был поражен его полновесной риторикой, артистичной и пламенной», — вспоминал он.

Уча французский, Герман старается вслушаться в торжественное и элегантное звучание произнесенной на нем речи. Он каждый день читает «Нувель женевуаз», сборник «Красноречие на французском», посещает католические службы. Он проводит исполненный наслаждения вечер на концерте, где его пленяет блистательное искусство латинянина Сарасате. Его восхищают Флоренция и культура Ренессанса, которую он открыл для себя по трудам недавно умершего профессора из Базеля Якоба Буркхардта. Ницше увидел в нем «одного из редких ученых в Германии того времени», и Гессе готов, в свою очередь, черпать из этого источника. Он мерит шагами музейные залы, чтобы насытиться созерцанием греческих статуй и романских колонн и представить Италию по полотнам Бёклина. Этот базельский художник опьяняет его живыми красками, мифологизмом и мистической символикой.

Елене Войт-Диедерих он пишет: «Все меня тянет к Италии и Парижу». Она понимает, что никогда не увидит Германа, и поэтому грустит. Теперь она мама маленького Рута, которому всего несколько месяцев. Но интерес друга-поэта к работе ее мужа заставляет Елену поддерживать оживленную и любезную переписку, одной из центральных тем которой стала проблема единства в трактовке Новалиса: «Высший мир гораздо ближе к нам, чем мы могли бы предположить. Мы уже живем в нем и воспринимаем его тесно связанным с нашей земной природой».

Гессе отправился по мистическому пути самовоплощения, и чувствительная Елена слышит эхо его шагов. «Я прошу мою подругу, пишет он, посвящая ей свою книгу, — внимательно всмотреться в этот труд. Он относится к грустному и романтичному периоду поздней юности. Он хранит в себе болезненные тени. Искренность в значительной мере компенсирует недостатки этого произведения. Моя юность видна здесь будто сквозь легкий флер, полная несчастья и страдания. Она улыбается сквозь слезы и просит почтения и любви». От этих откровенных признаний Елена могла ожидать всего, чего угодно. Но букет «с распустившимися наперстянками и васильками», который он отправил ей в Лейпциг, был лишь знаком дружбы.

Удивительно, как подробно и точно Гессе информирует эту женщину о своей базельской жизни: в театре он видел «Жизнь есть сон» Кальдерона, на концерте слушал анданте Гайдна. Он рассказывает ей о своем режиме дня, об одолевающих его мигренях, об опасном горячем ветре фене, который дует над ледяными кварталами города, о своем безрадостном ремесле, о намерении отправиться в Хайльбронн на свадьбу брата Карла, «уверенный, что сможет там поухаживать за его хорошенькими свояченицами». Гессе пишет Елене длинные письма, в то время как Мария терзается в Кальве из-за молчания сына: он не прислушивается к ее голосу, которым с ним говорит Бог. Ее слова ему чужды, их содержание для него безжизненно и не может тронуть. Елена для него — наперсница несчастий и надежд: «С вами, благодаря тому, что мы не знаем друг друга, меня связывают мгновения мимолетных откровений. Когда мое внимание привлекает какая-то песня, картина, пейзаж, я думаю о вас, потому что мы друг друга хорошо понимаем…»