Герман Матвеев "Семнадцатилетние"

— Лидия Андреевна, — продолжала Василиса Антоновна, — довольно своеобразно поняла разделение школы и скатывается на позиции... только не обижайтесь на меня, — сказала она в сторону пунцовой от смущения и обиды учительницы, — скатывается на позиции классной дамы института для благородных девиц. Она решительно отгораживает от жизни своих воспитанниц и создает какой-то ей одной известный идеал скромности, чистоты, святой наивности... И даже не понимает, что вместо этого она приучает девочек лгать, притворяться, лицемерить... Да, да! Я уж давно наблюдаю. Они со мной откровенны, и ваши беседы мне известны...

— Василиса Антоновна, вы говорите не по существу доклада, — заметила Софья Борисовна.

— То есть как не по существу? Вы думаете, что нас интересуют только проценты успеваемости? Нет, нас не меньше интересует воспитательская работа всех преподавателей, и ваша в том числе.

— Я не воспитатель.

— Как это не воспитатель? У вас такой предмет — Конституция! Вы направляете сознание детей, формируете его больше, чем кто-нибудь другой. Я, математик, и то на своих уроках думаю о воспитании, а уж вы тем более должны об этом думать. Куда же вы направляете сознание детей, Софья Борисовна? Какие качества воспитываете у них?..

Все с изумлением слушали Василису Антоновну. Никогда еще она не выступала так резко, горячо и прямо. Не считаясь с тем, что она задевает самолюбие и обижает своих товарищей, Василиса Антоновна приводила примеры формализма в учебно-воспитательной работе, называла фамилии.

«Уж не собирается ли она перейти работать в другую школу?» — промелькнуло в голове Натальи Захаровны.

Но это было не так. Уходить она никуда не собиралась, а молчала до сих пор лишь потому, что такое выступление, как ей казалось, никакой пользы не принесет и ничего, кроме раздражения, не вызовет. Появление Константина Семеновича, его разговоры в учительской, сегодняшняя речь окрылили учительницу. Она давно и много думала о «педагогическом чуде Макаренко», прочла всю литературу о нем и поняла, какое сильное оружие дает он в руки советских педагогов.

Наталья Захаровна переживала сложное чувство. С одной стороны, все, о чем говорили Константин Семенович и Василиса Антоновна, имело прямое отношение к ней, и она, как руководитель школы, несла ответственность за все недостатки, с другой стороны, ей было радостно. Она чувствовала явный перелом и видела, что жизнь может пойти по-другому, если сегодняшние выступления будут поддержаны и закреплены на деле. Она не сомневалась, что Константина Семеновича выберут секретарем, и это будет как раз тот помощник, которого ей так не хватало. И вот, кажется, намечается дельный, надежный актив...

— Текучка нас заедает, — говорила уже Анна Васильевича. — Все мы были молоды, все горели, начиная работать, хотели что-то свершить и... стоп! Сегодня — уроки, проверка тетрадей, подготовка... Завтра снова: уроки, проверка тетрадей, подготовка. Все расписано, распределено, заранее размечено, и такая, знаете ли, ритмичность жизни... А кроме того, у некоторых, набивших себе по молодости лет шишки, и руки опустились. Вот, например, Наталья Николаевна! Обожглась она в десятом классе...

— Нет, нет... наоборот! Я рук не опустила! — горячо запротестовала та.

— Тем лучше... А могло случиться иначе. По неопытности не сумела поставить себя, найти верный подход и, пожалуйста... Начинается разочарование, может быть, даже раздражение... и прощай мечты! Я согласна с Константином Семеновичем. Мы недооцениваем Макаренко и должны потрудиться, чтобы познакомиться с ним основательно. Многие школы уже это делают. Механически переносить все... это было бы неверно, но принципы его применимы и в общих Школах. Надо пробовать, дерзать, рисковать. Права Василиса Антоновна, когда говорит, что девочки не знают, кто такой Ушинский. Они должны гордиться и называть себя «ушинцами»... Надо что-то придумать. Сборы, что ли, провести или, день рождения его справлять... Не знаю...

— Престольный праздник устроить, — с усмешкой сказала Варвара Тимофеевна.

— Предложите что-нибудь более удачное, и я первая порадуюсь, — ответила Анна Васильевна. — Но главный вопрос, — я о нем давно думаю, — самостоятельность! Ведь на самом деле, мы их до десятого класса за ручку водим. Никуда это не годится, товарищи воспитатели. Пускай они учатся мыслить, говорить, делать, пускай учатся жить и бороться... Они все могут, если захотят. Лидия Андреевна не одна грешит такой опекой. Мне очень нравится, как ведет свой класс Константин Семенович. Сколько мы возились с ними! Постоянные жалобы. А сейчас? Смотрите, какая там пошла работа... Активность, инициатива. Есть, конечно, и недостатки, но девочки преодолеют их. Дайте детям самостоятельность, требуйте с них и руководите. Я даже думаю, что иногда нужно сознательно создавать кое-какие трудности, чтобы они учились преодолевать их.

— Верно, — сказал Константин Семенович.

— А неумелые мамы и папы не так уж страшны, когда есть крепкий коллектив, и никакая «улица» не собьет тогда ребят с толку. Наоборот. Они будут сами наводить порядок на улице.