Герман Матвеев "Семнадцатилетние"

Дед повернул голову и с минуту молча смотрел поверх очков на разгневанную внучку. Он был туговат на ухо и не всегда слышал, что говорят. Сообразив, что книгу ему не вернут, он взял со стола другую и углубился в рассматривание карт.

Облокотившись о рояль, Валя раскрыла учебник. Она боялась, что завтра ее спросят, и решила освежить в памяти урок. Теперь придется много заниматься. Ей казалось, что после сегодняшней двойки и тройки по литературе слава первой ученицы может пошатнуться, и пока не поздно, пока она не скатилась на «посредственную», нужно готовить уроки.

Сегодня после урока тригонометрии был момент, когда в душе ее появилось отчаяние, и Валя почувствовала свое одиночество. Захотелось обратиться ко всем девочкам, попросить извинения и снова почувствовать себя в классе уверенно и спокойно. Ведь не побоялась же Аня признать тогда свою ошибку, и это было совсем не стыдно, не унизительно. Девочки одобрили ее поступок и стали относиться к ней не хуже, а даже лучше, чем прежде.

Может быть, Валя и поборола бы свою гордость, если бы не встретила Марину Леопольдовну. Узнав о двойке, преподавательница пожала плечами и не без возмущения пообещала все выяснить и поговорить с директором.

Матери Валя ничего не сказала о двойке, зная, что придется выслушать много жалостливых слов. Сочувствие матери раздражало и было ей неприятно. О чем бы ни говорила мать, она обязательно кончала разговор слезливыми попреками, жалобами на разные трудности, и, в конце концов, получалось, что сочувствовать нужно ей, а не Вале.

Вернувшись сейчас из кухни, мать вытерла руки, сердито взглянула на дочь и лежащего мужа и села к столу готовиться к завтрашним урокам.

— Валя, ты не брала атлас?

— Нет.

— Куда он делся? — спросила она, оглядываясь по сторонам, и увидела его перед стариком. — Папа, ну зачем ты берешь! Дай сюда!

Муж захохотал и закашлялся,

Не понимая причины его смеха, она рассердилась:

— Что тебя разбирает! Трезвый, кажется?!

Тот махнул рукой, встал и, захватив папиросы, вышел в коридор курить.

Дед, шаркая ногами, отправился в угол комнаты, где лежали книги, и, взяв первую попавшуюся под руку, поплелся обратно.

Некоторое время сидели неподвижно. Вернулся отец и снова лег, положив ноги на спинку кровати. Звуки симфонического оркестра все усиливались, мешали сосредоточиться, и Валя уже хотела выключить репродуктор, но в это время мать сказала:

— Валя, выключи радио.

— А мне оно не мешает! — сейчас же ответила та.

— А мне мешает.

С этими словами мать встала, выдернула вилку и вернулась обратно. Проводив ее глазами до стола, Валя включила радио.

— Так! Нашла коса на камень! — пробормотал отец.

— Валентина! — громко и строго сказала мать. — Выключи сейчас же!

— Я хочу слушать музыку.

— Она мне мешает заниматься!

Мать снова подошла к репродуктору и резко выдернула вилку.

— Я тебе всю жизнь отдала! Кормила, поила, одевала, а ты со мной так обращаешься!..

— А что ты кричишь? Разве нельзя разговаривать спокойно, — невозмутимо заметила Валя.

В такие минуты она держала себя, как никогда, спокойно, голоса не повышала, тогда как мать выходила из себя и, не выбирая выражений, начинала выкрикивать обычные упреки:

— Как ты смеешь издеваться надо мной! Я должна заниматься... Для тебя же работаю...

— Никто не заставляет.

— Дрянь! Я последние деньги на тебя трачу. Все здоровье на тебя...

Не в силах удержать слезы, мать выбежала в коридор и, хлопнув дверью, ушла в кухню.

— Валя, как тебе не совестно! — укоризненно покачав головой, сказал дед. — Она же тебе родная мать...

— Вы бы, папаша, не лезли, где вас не спрашивают, — вмешался отец. — Разберемся сами.

Он всегда брал сторону Вали и хотя не поддакивал ей в таких случаях, но в душе был доволен. С женой у него были особые счеты. Частенько он приходил подвыпив, и тогда жена обрушивалась на него, называя «пьяницей», «проходимцем». Этого он ей не мог простить, как не мог простить нетерпимое отношение к его друзьям-собутыльникам.

В коридоре раздался звонок.

— Валя, звонят, — сказал отец.

— Слышу. Не глухая.

— Кажется, к нам.

— Судя по количеству звонков — да, — спокойно подтвердила девушка.

— Папаша, к нам звонят! — крикнул отец.

Дед пошел открывать. Из коридора донеслись девичьи голоса. Отец вскочил и начал застегивать гимнастерку. Валя насторожилась. Услышав свое имя, она подошла к двери и выглянула. В коридоре стояли Катя Иванова, Женя Смирнова и Тамара Кравченко. Это было так неожиданно, что в первый момент Валя растерялась.

— Входите, девочки! — крикнула она, гостеприимно распахивая дверь в комнату. — Раздевайтесь.

— Мы на минуту, — пояснила Тамара, входя вместе с другими в комнату.

— Чего там на минуту... Посидите, чаю попьем, — сказал отец и, наклонясь к уху старика, крикнул: — Папаша, вы бы насчет чаю... или скажите ей...

Тот понимающе закивал головой и, шаркая ногами, направился в коридор.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, мы ненадолго, — остановила Катя старика, но он не услышал.

— А меня извините, я на дежурство собираюсь, — поклонился отец и, захватив шинель, вышел.