Герман Матвеев "Семнадцатилетние"

— Это правильно! — согласилась Женя. — Знаете, что? Давайте сходим к ней домой и, как ни в чем не бывало, поговорим по душам.

— Неплохое предложение, — присоединилась Катя. — Только нужно найти предлог...

— Дальше, дальше, — заторопила Тамара.

— Подожди ты! Вопрос серьезный, — остановила ее Женя. — Знаешь, Катя, надо дать ей какое-нибудь общественное поручение...

— Девочки, довольно о Беловой, — сказала Тамара. — Мы же сводку обсуждаем.

— Ну, хорошо, — согласилась Катя. — Поговорим потом. Две темы есть. Дальше?

— Дальше нужно отметить тебя, — сказала Женя, направив палец, как пистолет, на Катю.

— Меня? За что?

— За то, что ты изволила во вторник опоздать в райком комсомола на двадцать минут. Что, не правда?

— Я не оправдываюсь, — сказала Катя. — Можете писать.

— Правильно! — обрадовалась Тамара. — Самокритика — так самокритика. К себе мы должны относиться еще требовательней, чем к другим!

— Все отрицательное... — со вздохом сказала Женя. — Надо больше положительного. Первым делом предлагаю похвалить Аню и Светлану. Ах, девочки, если бы вы знали, как мне хочется, чтобы они получили золотые медали! Особенно Светлана. Вот это было бы справедливо.

— Да, она заслуживает, — согласилась Катя. — Относительно Тани нужно написать. Она больна, но занимается, не отстает от нас, и это надо отметить.

— Правильно! — присоединилась Женя. — И обязательно нужно Ларису похвалить. Вы смотрите, как она стала хорошо учиться! Наступил какой-то перелом.

— Значит, и Крылову, — сказала Тамара. — У нее тоже определенный сдвиг. Но если мы будем их отмечать, то нужно и «буксиры» хвалить.

— Вопрос о «буксирах» особый. У нас есть «буксиры» не только обязательные, но и добровольные. Многие девочки помогают друг другу, — сказала Катя.

— Например? — спросила Тамара.

— Ну что ты, сама не знаешь! — недовольно сказала Катя. — Аня помогает Наде, ты — Лиде...

— Это не помощь, а взаимодействие частей, — шутливо возразила Тамара. — Я предлагаю подработать вопрос о «буксирах» и выделить его в отдельную сводку.

Предложение приняли.

Через полчаса сводка была составлена, но прежде чем покинуть класс, Катя сообщила еще одну интересную новость.

— Вчера педагогический совет постановил закрепить школьные вечера за классами постоянно, навечно. За десятым классом новогодний, за девятым октябрьский, а за восьмым — первомайский. Вы понимаете, что это значит? — многозначительно спросила она и сейчас же ответила: — Это значит — традиция! Девочки начнут готовиться к своему вечеру с седьмого класса.

— Постой, Катя... Но это выходит, что мы начинаем; первый вечер — наш? — спросила Женя.

— Да.

Тамара даже свистнула от удивления.

— Здорово! Времени-то осталось всего ничего. Что же мы успеем сделать?

— Не беспокойся, сделаем! Мы обязаны сделать такой вечер, чтобы он был всем вечерам вечер!

НА КАТКЕ

Бюро погоды не обмануло. Мороз хотя и не окреп, но держался устойчиво ниже пяти градусов.

В воскресенье Лида проснулась с приятным сознанием, что сегодня она свободна, уроки сделаны, и предстояло еще что-то такое, отчего она вся была наполнена удивительно радостным ощущением. Вчера Лида условилась со Светланой встретиться на катке в одиннадцать часов.

Угадывая за спущенными шторами темноту, девушка долго лежала в постели, собравшись в уютный комочек.

Спокойно и солидно постукивали стенные часы. За стеной гремела посудой Паша.

С ноябрьского вечера в школе Лида не переставала думать об Алеше. Она и сама не понимала, почему такой глубокий след оставила в памяти эта короткая встреча, чем поразил ее этот немножко хмурый, неразговорчивый и, как ей показалось, даже неуклюжий юноша? Какая-то большая, сдержанная, покоряющая сила чувствовалась во всем, что он делал, что говорил, и, когда он первый раз внимательно взглянул на девушку, сердце ее на мгновение сжалось. Потом она овладела собой и даже внутренне потешалась над такой впечатлительностью.

Константин Семенович говорил, что каждый новый человек всегда напоминает непрочитанную книгу. Эту «книгу» ей особенно хотелось «прочитать». С каждым днем интерес к Алеше рос, и Лида почти физически ощущала, как в душе ее рождалось незнакомое чувство, захватывало все больше и больше, и она шла к нему навстречу бесстрашно, с любопытством. Последние дни ее будоражило какое-то необыкновенное состояние, — тревожное, слегка настороженное. Ничего похожего до сих пор она не ощущала.

«А вдруг это любовь? И любовь настоящая? — спрашивала она себя и, блаженно улыбаясь, отвечала: — Ну и хорошо!.. Ну и пусть».

Она пробовала вызвать в памяти образ Алеши, и губы шептали прочитанные в книгах слова: «милый», «родной», «единственный», но сейчас же ей делалось как-то не по себе. Чужие слова. Они никак не вязались с ее чувствами. «Не то, не то, — с горечью думала она, — Господи, какая я глупая!»