Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов

Я привожу все эти детали для подтверждения моего основного тезиса: и Цивин, и Левенштейн – оба были чистыми авантюристами, никакого отношения к какой-либо партии не имевшими, никакой политической или пропагандистской работы не делавшими, никакой политической литературы не издававшими, никакой связи с Россией не имевшими и не имевшими никаких политических связей ни с Черновым, ни Натансоном, ни с кем бы то ни было из вождей партии с.-р.

Начнем с Цивина. Прочтите его докладные записки, которые он отправлял немецким властям. Зная все, что тогда делалось за границей в эмигрантских кругах, можно видеть, какими белыми нитками все эти отчеты сшиты и откуда Цивин берет свою информацию. Все, что он мог найти в заграничной эмигрантской печати в Женеве, – а в Женеве все концентрировалось, – он бросал в одну корзину и объявлял это информацией тайной эсеровской организации. Он ухитрился даже известную меньшевистскую газету в Самаре («Голос», «Наш голос», «Голос труда» – названия менялись из-за цензуры) объявить органом эсеров. Точно так же происходившие забастовки он объявлял забастовками, устроенными партией с.-р., хотя в Петербурге единственная группа, которая могла это делать, была Рабочая группа при Военно-промышленном комитете, в которой не было ни одного с.-р. и т. п.

Препарируя, иногда довольно искусно, иногда грубовато, свои отчеты о России, он неизменно придавал этому как бы характер отчета о той работе, в которой он якобы сам принимал большое участие, и под это получал деньги. Наиболее грубой подделкой является та смехотворная история, которую теперь нельзя читать без улыбки, как он уговорил германское правительство и трех императорских послов, которые по этому поводу вели между собой длительную «крайне секретную» переписку, была сочиненная Цивиным басня о том, что в конце декабря 1916 и в начале 1917 г. в Осло должен произойти большой революционный съезд партии с.-р., в котором главную роль будет играть Чернов. И с каким тщанием германский посол в Осло разыскивал типографию с русским шрифтом, чтобы там печатать какие-то чрезвычайно важные документы или прокламации.

Люди, привыкшие считать немцев чрезвычайно деловыми и дотошными людьми, вряд ли поверят, что германские военные и гражданские власти могли проявлять такую совершенно детскую доверчивость и наивность с людьми, именовавшими себя русскими революционерами. Так думал и я сам. Когда, года три тому назад, ко мне пришел один вашингтонский профессор, занимавшийся разбором немецких архивов, и показал мне микрофильм с отчетом гр. Ромберга в Берне о своем свидании с «Вейсом», прочитал мне то место, где он говорит о «Вейсе» как о «фюрер дер руссишен социаль-революционерен партай»[464], – я был действительно поражен. Если немцы в Берне, где у них были все возможности информации о русской эмиграции, называют человека вождем русских с.-р., то не может же этот «Вейс» быть просто авантюристом или самозванцем. Ведь немцев же на удочку не так легко поймать! И когда мой собеседник, указывая именно на эту характеристику, заявлял: ведь это могут быть только два человека – либо Натансон, либо Чернов – никакого меньшего человека немцы не примут как «вождя» русских с.-р., мне стоило большого труда с ним спорить. И только через несколько месяцев, когда они добрались до дальнейших документов и там узнали, что речь идет о некоем Цивине, то и ему и мне стало ясно, что о проницательности и осторожности немецких властей в то время у нас было слишком высокое мнение.

Как мы знаем теперь, они о Цивине не производили никаких расследований, а просто поверили австрийскому атташе, который и сам был обманут ловким и красноречивым Цивиным.

Я не хочу приводить Вам здесь весь список тех несуразностей и всего того жульничества, к которым Цивин прибегал для того, чтобы поднять свои акции в глазах немцев, которым он явно очень импонировал как человек. Даже история о съезде в Осло, о которой они сами могли убедиться, что это была чистая фантазия Цивина, их не разочаровала.