Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов

Методы пропагандных отделов были различны. В районе сосредоточения русских войск, противостоящих 30-й дивизии, с 11 (24) декабря 1917 г. рассылалось на русском языке письмо с призывом отправляться по домам[68]. В расположении русских войск, противостоящих 7-й австро-венгерской армии, пропагандные отделы раздавали русским, с которыми шли брататься, «планы Восточного фронта с обозначением районов отдельных армий», уже заключивших перемирие[69], поскольку, по мнению командования Центральных держав, перемирие на одном участке непременно должно было вызвать цепную реакцию и «с быстротой молнии» распространиться «на большие участки фронта»[70]. В то же время спонтанные братания с неприятелем в германской и австро-венгерской армиях были строго воспрещены[71] и сурово карались[72].

Благодаря ли пропаганде Центральных держав или разрушительному влиянию революции, русская армия слабела с каждым часом. По сведениям австро-венгерского командования на 5 (18) ноября, на русском фронте чувствовалось «сильное стремление к скорому миру и возврату к спокойной жизни», причем солдатами на фронте «от социалистического правительства» ожидалось «исполнение всех желаний»[73]. За исключением незначительных случаев, на фронте уже не велись военные действия. Участились мнения, что условия мира в конце концов совершенно не важны. Нередки были случаи, когда солдаты указывали, что они не будут воевать, даже если переговоры не закончатся миром. Росло недовольство союзниками[74].

После предварительной работы по разложению русской армии, проделанной революцией и германской пропагандой, 14 (27) ноября германское Верховное командование дало согласие на ведение официальных переговоров о мире с представителями советской власти. Начало переговоров было назначено на 19 ноября (2 декабря). Со своей стороны в заявлении от 15 (28) ноября советское правительство указало, что в случае отказа Франции, Великобритании, Италии, США, Бельгии, Сербии, Румынии, Японии и Китая присоединиться к большевикам Россия и страны Четверного блока начнут сепаратные переговоры[75].

Именно такой декларации ждало германское правительство[76]. На следующий день, 16 (29) ноября, выступавший в рейхстаге канцлер Г. Гертлинг подтвердил, что «готов вступить в переговоры, как только русское правительство направит специальных представителей»[77]. 17 (30) ноября на указанных условиях к переговорам согласилась присоединиться Австро-Венгрия[78].

Оставалось только удержать большевиков у власти до момента подписания соглашения. И Германия оказала большевикам помощь в трех направлениях: финансовом, дипломатическом и военном. Различными путями Германия финансировала большевистское правительство[79]. Она оказала давление на нейтральные страны, пытаясь заставить их признать большевиков в качестве законного правительства России[80]. Если при этом победы на дипломатическом фронте оказались незначительными, то во многом из-за противодействия Антанты[81].

Внутри страны немцы способствовали укреплению большевиков тем, что вступили с ними в переговоры как с равной стороной[82]; и, когда 4 (17) декабря 1917 г. корреспондент петроградской газеты «День» спросил в интервью у главы прибывшей в Петроград германской миссии графа Р. Кейзерлинка, собираются ли немцы оккупировать Петроград, граф ответил, что у немцев нет таких намерений в настоящее время, но что подобный акт может стать необходимостью в случае антибольшевистских выступлений в Петрограде[83].

Германия не хотела теперь иметь дело ни с кем, кроме большевиков, отказываясь от переговоров с другими социалистическими партиями, в частности с эсерами, поскольку считала, что, находясь в стадии переговоров с большевиками, завязывать отношения с другими политическими группировками России неуместно; к тому же после образования партии левых социалистов-революционеров (ПЛСР) В.М. Чернов утратил значительную часть своего политического влияния[84].

Поставив на большевиков, германское правительство рисковало и, безусловно, понимало это. В марте 1917 г. оно запросило мнение о большевиках Иосифа Колышко, бывшего заместителя министра финансов при графе Витте, жившего во время войны в Стокгольме и, как считалось, симпатизировавшего немцам. Колышко ответил: