Для Папена, Шлейхера и их коллег это были нелёгкие дни. Нацистский террор распространялся по стране, миллионы немцев требовали назначения Гитлера, и среди них были люди близкие к правительственным кругам. Особенно хотели видеть его канцлером рурские промышленники, поскольку считали, что только он достаточно силён, чтобы восстановить порядок и окончательно покончить с демократическим парламентаризмом. Очень тревожило и то, что нацисты собрали вокруг Берлина большие силы коричневорубашечников. Очевидно, они хотели не организовать марш на столицу, подражая маршу Муссолини на Рим десятилетней давности, а оказать давление на правительство, заставив подчиниться требованиям Гитлера. Кабинет, похоже, это понимал, но следовало приготовиться и к самому худшему, тем более что не было никакой уверенности, что Гитлер сумеет контролировать своих людей. Отряды полиции, охранявшие правительственные здания в столице, были вооружены тяжёлыми карабинами, и дополнительные подразделения всегда пребывали в состоянии боевой готовности, чтобы прийти на помощь, если штурмовики всё же двинутся на столицу. Да и рейхсвер был приведён в боевую готовность, чтобы выступить в случае восстания, о чём Шлейхер не преминул уведомить Гитлера.
Заручившись поддержкой Гинденбурга, Папен и Шлейхер стали готовиться к очередным переговорам с Гитлером. А тем временем фюрер узнал, что не может рассчитывать на пост канцлера. Какое-то время он размышлял, стоит ли приезжать в Берлин вообще, но потом решил всё же встретиться с Папеном и Шлейхером, опасаясь, что его отказ даст противникам существенные преимущества.
Исход переговоров казался вполне предсказуемым, но в их процессе возник весьма неожиданный кульминационный момент. В полдень 13 августа Гитлер посетил Шлейхера и сразу после него – Папена. Оба сообщили фюреру, что президент отказывается позволить ему занять более высокий пост, чем пост вице-канцлера. Разговор со Шлейхером получился коротким. Фюрер обрушился на генерала с руганью за то, что тот нарушил своё обещание, и ушёл. Беседа с Папеном продолжалась около часа. Уяснив, что ему не быть канцлером, фюрер устремился в яростную атаку на правительство, обвинив его в слишком снисходительном отношении к старой системе. В результате, как утверждал Гитлер, марксистские партии набрали около 3 миллионов голосов (явно вымышленная цифра, поскольку коммунисты – единственные участники выборов из числа «марксистов» – получили около 700 000 голосов, и эта победа компенсировалась потерей 600 000 голосов социалистами). Партии «системы» следовало уничтожить огнём и мечом, вещал фюрер. История учит, что нельзя избегать кровопролития. Своим жизненным предназначением Гитлер считал стирание с лица земли марксистских партий. Именно поэтому он настаивал на том, чтобы лично возглавить правительство. Он может управлять только своими собственными методами. Затем фюрер привёл пример Италии. Король Италии не предлагал Муссолини пост вице-канцлера после марша на Рим, а доверил тому всю полноту власти. Когда же Папен напомнил Гитлеру, что тот обещал терпимо относиться к его правительству после выборов, фюрер ответствовал, что о терпимости больше речи нет и что самый главный вопрос, стоящий на повестке дня, – это переход власти к национал-социалистам.
Глубоко обеспокоенный Папен, как мог, старался успокоить разошедшегося фюрера. Он предложил ему пост вице-канцлера, причём не имея на то полномочий, поскольку назначение и на этот пост пока не было санкционировано Гинденбургом. Папен чувствовал, что обязан пойти на это, чтобы заставить Гитлера войти в правительство, и полагал, что президент одобрит этот шаг. Он даже пошёл дальше и сказал, что готов немедленно освободить пост канцлера, как только станет очевидно, что Гитлер полностью освоит обязанности вице-канцлера. В подобное трудно поверить после того, как Гитлер раскрыл карты, но тем не менее это так. Возможно, Папен считал, что Гитлер не справится с испытанием. Гитлер, по утверждению Геббельса, отверг и это предложение, так же как не пожелал делегировать в состав правительства кого-либо из своих соратников.
Поскольку достижение соглашения не представлялось возможным, Гитлер пожелал немедленно прервать все переговоры. Он не видел смысла визита к президенту и не желал устраивать дискуссию ещё и с ним. Однако Папен не мог допустить, чтобы на него была возложена ответственность за недопущение лидера нацистов к власти, и он настоял, чтобы последнее слово осталось за президентом. Нация не поймёт, заявил он, если Гитлер откажется встретиться с президентом страны в суровый час кризиса. Крайне неохотно, он всё-таки дал согласие на встречу с Гинденбургом, когда последнему будет удобно.