ГЕРМАНИЯ НА ЗАРЕ ФАШИЗМА

После смерти его жены, последовавшей весной 1921 года, Гинденбург более чем когда-либо почувствовал необходимость в одиночестве и уединении. Из его собственных слов и действий явствует, что он надеялся, что такой образ жизни поможет ему сохранить собственную популярность. Он был недоволен, когда Гренер в журнальной статье поднял вопрос о стратегии Верховного командования в 1918 году. Он мог бы смириться с фактом, что статья имела целью задеть его, но сожалел, что немецкий народ утратит веру в него. Он также встревожился, когда полковник Бауэр заявил в своих мемуарах, что настоящим победителем при Танненберге и руководящей силой Верховного командования на самом деле был полковник Людендорф, и все почести и восторги, адресованные Гинденбургу, по праву должны были достаться его первому помощнику. Маршал потребовал, чтобы Людендорф публично опроверг обвинения Бауэра, но тот, полностью согласный с точкой зрения полковника, отказался сделать это и предложил подыскать кого-нибудь другого для этой неблагодарной задачи. Одновременно первейшей заботой маршала были непрекращающиеся дебаты относительно событий 9 ноября 1918 года – дня отъезда Вильгельма из Спа. Шли годы, а разговоры на эту тему всё не стихали. В 1922 году бывший кронпринц опубликовал свои военные воспоминания, в которых утверждал, что маршал оказался неспособным помочь императору и попросту молчал, когда решалась судьба монарха. Гинденбург как раз готовился к поездке на поля сражений Восточной Пруссии, когда эти воспоминания увидели свет, и сразу же решил отменить поездку. Только с большим трудом его удалось убедить, что ему не нужно опасаться негативной реакции, приём в Восточной Пруссии будет, как всегда, сердечным.

Были и другие проблемы. Иногда Гинденбургу было трудно согласовать его монархистские убеждения с аполитичностью, которой он неуклонно придерживался. И снова он нашёл выход в тщательно продуманных компромиссах, с помощью которых он приспосабливал свои обязательства по отношению к монарху к тому очевидному факту, что монархизм больше не является национальной идеей, превратившись в один из пунктов партийной политики. Маршал был счастлив, когда бывший император прислал ему телеграмму с поздравлением по поводу благополучного исхода нападения грабителя; он счёл своим долгом посетить похороны бывшей императрицы, состоявшиеся в Потсдаме весной 1921 года, и никогда не упускал возможности публично воздать почести своему суверену. Но всё это были личные поступки, отдающие дань прошлому, и не носили политического характера. Любые намёки на то, что маршал активно работает на восстановление монархии, он с негодованием отвергал. Когда один из его зятьёв создал ассоциацию монархистов, он отказался войти в неё. Свой отказ он объяснил тем, что вся его деятельность направлена исключительно на единство Германии, а значит, он не имеет права входить в какую бы то ни было партийную организацию. После Капповского путча он стал ещё осторожнее. И хотя Капп вроде бы не имел целью восстановление монархии, восстание считалось монархистским деянием, а его разгром послужил дальнейшей дискредитации монархистских идей. Осмотрительность маршала была столь велика, что, когда бывший император прислал ему приглашение навестить его в ссылке в Доорне, тот не знал, что делать, и решил проконсультироваться с Вестарпом. Только заручившись уверениями последнего, что такой визит является вполне приемлемым с политической точки зрения, он решился на поездку. (Она была намечена на март 1925 года, но так и не состоялась, поскольку стала нежелательной после смерти президента Эберта в марте 1925 года и предстоящих президентских выборов. Когда же Гинденбург был избран, от плана вообще пришлось отказаться.)

Приглашения из Доорна ни за что бы ни последовало, если бы не была, наконец, урегулирована старая проблема отъезда императора в Голландию в 1918 году. Это была нелёгкая задача, поскольку маршал был весьма осведомлённым источником информации. В августе 1920 года он согласился опубликовать ещё одно заявление в защиту бывшего императора, правда, оно оказалось не более полезным, чем предыдущее: кайзер не бросил свою армию, а был покинут собственным народом и уехал только для того, чтобы избавить страну от ужасов гражданской войны и возобновления противником военных действий. И снова ничего не было сказано о роли Гинденбурга в тот день – а именно это был тот самый главный вопрос, который Вильгельм так желал прояснить.