ГЕРМАНИЯ НА ЗАРЕ ФАШИЗМА

11 апреля Гинденбург опубликовал пасхальное обращение к нации. Немцы, исполненные патриотических чувств, утверждал он, предложили ему занять высший пост в рейхе, и, после серьёзных размышлений, он откликнулся на их предложение. Если его выберут, он даёт торжественное обещание служить стране в соответствии с конституцией, не обращая внимания на партийную принадлежность или социальное положение и экономический статус личности. «Как солдата, меня всегда заботила судьба народа, а не отдельной его партии». Вместе с тем он заверил тех, кто мог увидеть в нём потенциального диктатора, что не собирается подавлять партии. «В парламентском государстве они необходимы, но глава государства должен стоять над ними и быть от них независимым, работая для каждого немца». Маршал заверил, что никогда не терял веру в немецкий народ и в Божью помощь, но он уже слишком стар, чтобы поверить в чудесную, моментальную перемену. «Ни одна война, ни одно внутреннее восстание не может обеспечить свободу нации, которая всё ещё пребывает в цепях и, увы, разделена внутренними разногласиями. Мы должны работать – напряжённо, спокойно, мирно». Между тем, так же как и первый президент, никогда не отрицал своего происхождения – социал-демократического рабочего, – никто не может ожидать от него сиюминутного отказа от своих политических убеждений. «Я считаю решающим не форму государственного устройства, а дух, который вдохновляет эту форму. Я предлагаю свою руку каждому немцу, который является патриотом, сохраняет достоинство в своей стране и за её пределами, стремится к религиозному и социальному миру, и прошу его помочь мне в работе ради реабилитации нашего многострадального отечества».

Обращение было умеренным, сдержанным и выражало искренние убеждения Гинденбурга. Но уже первое предложение в этом обращении должно было заставить восприимчивых читателей задуматься. Он заявил, что к нему обратились немцы, исполненные патриотических чувств. В этом заключался намёк, что патриотизм, чувство, которое, как утверждали правые, заботило только их, могло быть обнаружено и в его лагере. Иначе говоря, даже не имея определённой платформы, кампанию Гинденбурга нельзя было назвать полностью стоящей над идеологическими и партийными проблемами.

Предоставив другим произносить речи на митингах, Гинденбург позволил себе лишь два публичных обращения. Первым было его краткое выступление перед собранием представителей немецкой и иностранной прессы, а также делегатов политических, экономических и культурных организаций в Ганновере. Вторым стало радиообращение к нации. В обоих случаях он представил себя непартийным кандидатом, руководимым только чувством долга. Он пообещал, что будет служить своему народу, мирно трудиться ради единства и реабилитации нации и при этом строго соблюдать конституцию. На встрече с прессой, последовавшей после его первой речи, он ещё раз объяснил свою позицию: «Я не милитарист, как утверждают мои оппоненты. <…> И я не беспомощный старик в инвалидной коляске – мои оппоненты хотят, чтобы именно в этот образ поверила страна. <…> Что же касается задач на будущее, готовых ответов у меня нет. Я не собираюсь сейчас обсуждать в подробностях насущные вопросы. Если я стану президентом, канцлер и кабинет будут руководить, соблюдая законы и конституцию».

В его заявлениях постоянно присутствовала одна тема: в отличие от республиканских партий те, что объединились в «блок рейха», преданы общим великим целям. К несчастью, это было далеко от истины, и одна из главных проблем организаторов предвыборной кампании маршала заключалась в том, что многие его сторонники от всего сердца ненавидели друг друга. Происходили постоянные стычки между немецкими националистами и народной партией, они не уставали обмениваться обвинениями и контробвинениями. Дня не проходило без укола националистов в адрес несчастного Штреземана, которого они обвиняли в забвении национальных интересов страны при ведении внешней политики. Штреземан сразу же после выдвижения Гинденбурга отправился в длительный отпуск. Таким образом он желал избежать участия в кампании маршала, поскольку ожидал неблагоприятной реакции со стороны иностранных государств, причём настолько неблагоприятной, что она могла поставить под удар все его внешнеполитические планы. Реакция за рубежом действительно оказалась бурной сверх всяких ожиданий, и Лютер даже задумался, не предложить ли Гинденбургу снять свою кандидатуру. Но об этом плане пришлось забыть, поскольку его уход мог быть приемлемым, только если бы Маркс тоже отказался от участия в кампании в пользу другого кандидата, а подходящего человека, увы, не было. Немецкая народная партия скептически относилась к кандидатуре Гинденбурга до самых выборов. Такую же позицию занимало большинство Баварской народной партии. Дело дошло до того, что Гинденбург и сам начал подумывать о выходе из кампании.