ГЕРМАНИЯ НА ЗАРЕ ФАШИЗМА

Гинденбург не находил ничего недозволенного в деятельности Шлейхера, которая уже вышла далеко за пределы границ, допустимых для неофициального советника. То, что генерал хотел защитить интересы армии и оградить её от некомпетентности гражданских властей, казалось маршалу естественным и, вероятно, даже желательным и необходимым. Он и Людендорф занимались тем же самым в дни империи, а значит, Шлейхер и Гренер попросту следовали обычной процедуре. Шлейхер нашёл полезного союзника в лице Мейснера, который согласился, что правый кабинет, пользующийся доверием президента и наделённый всеми необходимыми чрезвычайными полномочиями, будет наилучшим выходом из тупика.

Правительство Мюллера неосознанно сыграло на руку Шлейхеру. 18 марта Гинденбург отправил Мюллеру письмо, в котором просил о новой помощи сельскохозяйственным восточным областям. Докучливость аграрных друзей президента перешла все мыслимые границы. Чтобы удовлетворить их требования, маршал выдвинул условием своего подписания плана Юнга и польского соглашения ускоренное завершение Мюллером программы помощи сельскому хозяйству, которая находилась в стадии разработки. Кроме того, он потребовал, чтобы Мюллер инициировал дополнительно весьма щедрую программу помощи специально для востока, мотивируя, что он пострадал больше, чем остальные части страны. Письмо было написано тем же безапелляционным тоном, к которому он прибёг в предыдущем послании, а чтобы давление на правительство оказалось эффективнее, письмо было немедленно опубликовано. Мейснер обратил особое внимание Шлейхера на это письмо, назвав его инаугурацией «лучшего, что мы можем иметь, – лидерство Гинденбурга, первую стадию и мост к вашему решению».

К неудовольствию Гинденбурга, правительство не желало действовать так быстро, как он хотел. Раньше, когда он выдвигал такие требования, то обычно получал своё и уже несколько лет вынуждал все кабинеты предусматривать весьма значительные суммы для помощи сельскому хозяйству. Он также внимательно следил, чтобы эти требования выполнялись раньше, чем другие, не менее срочные дела. Его настойчивость была такова, что, по словам статс-секретаря Пюндера, даже правительству Мюллера пришлось принять аграрную политику, что «ранее было невероятным для социал-демократов». Теперь же, когда друзья из аграрных кругов стали относиться к президенту с большой долей враждебности, он неожиданно столкнулся с трудностями, спеша им на помощь. Его друзья не были удовлетворены, даже когда кабинет согласился с пожеланиями Гинденбурга, отбросив свои предложения как неадекватные. «Ринг», печатный орган социальной элиты страны, посыпал солью раны, разразившись язвительной передовицей: «Старый фельдмаршал нашёл подходящим, как Зевс, появиться на сцене и что-нибудь сказать. Но только то, что он произнёс, – только слова, не подкреплённые убедительной силой его твёрдой воли. Гром Юпитера сопровождается молниями. Слова такого человека, как Гинденбург, должны сопровождаться действиями или по крайней мере волей к действиям. Однако партии обрекут на гибель любое действие. Президент всё ещё не видит, что любое действие, к которому допущены партии – прямо или косвенно, – обречено быть бесплодным».

В это время Гинденбург, судя по всему, отбросил все сомнения, которые у него имелись относительно плана Шлейхера. Если раньше он оттягивал решение, то теперь согласился на назначение Брюнинга главой правительства, которое придёт на смену кабинету Мюллера. Очевидно, Мольденхауэру сказали, что президент больше не заинтересован в его пребывании на посту, потому что он изменил свою позицию по бюджету и вернулся к партии. Когда Мюллер 27 марта, после того как социалисты отвергли компромиссную формулу Брюнинга, спросил Мейснера, намерен ли президент дать ему чрезвычайные права, ответ Мейснера был уклончивым: «Президент не будет связывать себя обязательствами в настоящий момент и примет решение, только когда кабинет достигнет соглашения». Поскольку соглашение теперь было невозможным, ответ был «нет», и кабинет подал в отставку.

Уже на следующий день Брюнингу было предложено сформировать новый кабинет. Лидер центристов до последнего пытался найти парламентский выход из финансового тупика, потому что чувствовал, что время для решений Шлейхера ещё не пришло. План генерала мог сработать, только если достаточное число членов национальной партии пойдёт против Гугенберга, а в этом уверенности не было. Шлейхера предупредили о влиянии Гугенберга на партию; даже Вестарп всё ещё желал следовать за ним и поддержать его в борьбе против Брюнинга. Очевидно, Шлейхер и не ждал, что последователи Гугенберга покинут его, но надеялся – как выяснилось, напрасно, – что само существование группы Тревирануса и угроза её расширения заставят Гугенберга пойти на сотрудничество. Возможно, он никогда глубоко не вдумывался в реалии политической ситуации. Нетерпеливый, излишне уверенный в себе, жаждущий, чтобы Мюллер побыстрее освободил пост канцлера, Шлейхер просто не мог больше ждать.