Думаю, никого не удивит, что столь бурные страсти в семействе Меровингов не шли на пользу ни государству, ни самой династии. После недолгого объединения королевства в руках Хлотаря I, пережившего или перебившего всех своих родственников, начался новый виток раздробленности и братоубийственных войн. Кто внимательно читал про противостояние Брунгильды и Фредегонды, уже, вероятно, понял, почему.
Потому что Хлотарь I, как положено по франкской традиции, не нашел ничего лучше, чем снова разделить королевство между своими сыновьями. Те тоже не стали нарушать «традиций» и начали убивать братьев, жен, племянников, а иногда и сыновей, чтобы урвать лишний кусочек земель и власти.
Однако если эти царственные развлечения и устраивали семейство Меровингов, они совершенно не нравились франкской знати и набирающей силу христианской церкви. И в 614 году следующему из королей, сумевшему объединить в своих руках всю страну, Хлотарю II, пришлось подписать эдикт, в котором он пошел на значительные уступки светской и духовной аристократии.
По этому эдикту утверждались все земельные пожалования, сделанные прежними королями, уничтожались все «неправедные», с точки зрения знати, налоги и утверждались все пошлины, которые знать сочла нужными. Ослаблялась королевская власть над церковью – епископы стали выборными, а судить клириков теперь мог только их собственный суд. Имущество умерших без завещания стало наследоваться родственниками, а не казной, и к тому же королю пришлось разрешить составлять завещания в пользу церкви.
Последним сильным королем династии Меровингов стал сын Хлотаря II – Дагоберт I, вошедший в историю как «добрый король Дагоберт». На самом деле он не был ни добрым, ни гуманным, ни добродетельным, а был, как и положено раннесредневековому королю, хитрым, смелым, жестоким и, как рассказывали хронисты, очень распутным. Образ «доброго короля» был создан хронистами и народными преданиями и примерно так же реален, как Владимир Красное Солнышко из русских былин.
Еще при первых Меровингах появилась при дворе такая должность – «майордом». Сначала это были управители королевского двора, но постепенно майордом стал кем-то вроде первого министра. До поры до времени эти «министры» держались в тени, но после смерти Дагоберта начали править за его пятилетнего сына, ну а потом власть так и осталась в их руках. После 639 года правили разными частями королевства майордомы, а короли из династии Меровингов только царствовали, получив со временем прозвище «ленивых королей». Даже хронисты того времени, описывая события, обычно уточняли: «regnante rege, gubernante majore domus» – то есть «в царствование (такого-то) короля, когда управлял (такой-то) майордом».
Вторая половина VII – начало VIII века прошли очень бурно, с войнами, интригами, переворотами, свержениями «ленивых королей» и казнями майордомов и аристократов. Наконец Пипин Геристальский, майордом Австразии, в 687 году разбил в битве при Тертри нейстрийского майордома Берхара, и объединил под своей властью все королевство. Должность майордома окончательно стала семейной, и после смерти Пипина вопрос был уже только в том, кто из его наследников сумеет ее удержать. Последние из Меровингов окончательно превратились в формальных королей.
Карл Мартелл – почти король
После борьбы с мачехой и другими претендентами на власть, должность майордома занял сын Пипина Геристальского Карл Мартелл. Он посадил на трон нового удобного ему короля, разбил всех, кто пытался отколоться, укрепил свою власть в германских землях, и наконец триумфально разбил арабов и остановил попытку арабского завоевания франкских земель.
Когда в 737 году умер король Теодорих IV, Карл Мартелл наконец-то сделал тот шаг, на который не решались предыдущие майордомы, – оставил королевский трон незанятым. Но возложить на себя корону пока все же не решился. Папа римский Григорий III в своих письмах называл его «вице-королем» или «почти королем».
Успехи Карла Мартелла, в том числе и военные, были во многом связаны с тем, что он сделал ставку на новую систему отношений, а проще говоря – установил феодализм и создал рыцарство.
Разумеется, я утрирую, и ни в коем случае не надо воспринимать это заявление серьезно. Никто и никогда не может по собственному желанию сменить один строй на другой. Даже самые радикальные революции и те происходят только тогда, когда общество для них созрело.