Кстати, именно в этот день, 27 августа, до Петербурга дошла весть о победе под Гросс-Егерсдорфом. На следующий день в 4 часа утра жители Петербурга были разбужены салютом из 101 артиллерийского выстрела. Весть же об отходе Апраксина шокировала дворы Петербурга, Вены и Парижа. Что же произошло?
Апраксин оправдывался, указывая на усталость армии от непрерывного движения, четырехнедельные дожди, размывшие дороги, болезни солдат и офицеров, изнуренность конницы, проделавшей дальний путь с Украины, и, наконец, недостаток в провианте и фураже.
Однако в Петербурге подозревали иное. 8 сентября, в праздник Рождества Богородицы, Елизавета Петровна во время службы в царскосельской церкви внезапно почувствовала себя плохо. Она вышла из церкви на свежий воздух, но, не пройдя и нескольких шагов, без чувств упала на землю. Лекарь пустил ей кровь, но привести императрицу в сознание удалось лишь через два часа. Все это время она лежала у церкви на глазах многочисленной толпы. Но и придя в себя, императрица еще несколько дней не могла говорить, поскольку во время приступа сильно прикусила язык.
Понятно, что в такой ситуации Апраксину наступать на Кёнигсберг было глупо. В случае смерти императрицы события могли развиваться по двум сценариям. В первом законный наследник Петр Федорович[51]
всходит на престол и прекращает войну со столь любимым им Фридрихом. Понятно, что про 100 тысяч франков Марии Терезии никто в Петербурге и не пикнет. По второму сценарию – ненавидевший наследника канцлер Бестужев-Рюмин устраивает государственный переворот и возводит на престол трехлетнего сына Петра Федоровича Павла при опекунстве (регентстве?) его матери Екатерины Алексеевны. В этом случае Бестужев требует вернуть войска в Россию.Скорей всего, Апраксин и понадеялся на второй сценарий, приказав отступать. Замечу, что фактическое отступление началось 15–16 сентября, то есть через неделю после приступа у Елизаветы Петровны.
Париж и Вена высказали свое возмущение отступлением Апраксина. В ответ русский посол в Вене Кейзерлинг заявил протест против притеснений православных сербов в Австрии: «1) В 1754 году в Кроации и прочих областях публиковано, чтоб все, исповедующие греческий закон оставили его и приняли римско-католическую веру, в противном случае будут осуждены на виселицу и четвертование. 2) Греческий закон, и исповедующих его поносят самым бесчестным образом, называют их неверными и отпадшими; но так называют язычников, а не людей, верующих во Христа и Его апостолов. 3) Командующий в Кроации, Далмации и Трансильвании граф Петацы отнял у греческих прихожан Архангеломихайловский монастырь, отчего воспоследовало, 4) что сербы лишены исповеди и св. причастия и принуждены жить в отчаянии. 5) Неуважение к святейшим вещам простирается так далеко, что некоторые католики во время освящения св. евхаристия в греческих церквах влезают на алтарь и делают всякие непристойности, а в кадильницы кладут вовсе не благовонные вещи. 6) Службу Божию часто останавливают, приходят в церкви с заряженными ружьями, стреляют и, таким образом, заставляют прихожан покидать храмы. 7) Оскверняют храмы, позволяя себе в них такие дела, которые и в законных супружествах не дозволяются. 8) Стараются всякими мерами привлечь православных к принятию унии; те, которые непоколебимы в своем законе, принуждены оставить жен, детей, имение или подвергнуться смертной казни как государственные преступники»[52]
.Все сказанное русским послом было правдой, но Кауниц категорически все отвергал.
Между тем здоровье Елизаветы Петровны улучшилось, и 28 сентября Апраксин получил указ императрицы о замене его генерал-аншефом Вильямом Фермором, а самому фельдмаршалу было велено ехать в Нарву. По приезде туда Апраксин был арестован и вместе с канцлером Бестужевым-Рюминым предан суду. Однако следствие не нашло никаких улик, прямо указывавших на участие Апраксина и Бестужева-Рюмина в заговоре. Тем не менее Бестужев был сослан в деревню, где и оставался до восшествия на престол Екатерины II. Апраксин же находился под домашним арестом в местечке под Петербургом, под названием Три-Руни. Там он скоропостижно скончался 26 августа 1760 г.
Узнав об оккупации Ганновера французскими войсками, Фридрих II, имея всего 20–25 тысяч солдат, совершил бросок из Силезии в Тюрингию. 5 ноября 1757 г. недалеко от Лейпцига, у местечка Росбах состоялось сражение между пруссаками и объединенной франко-австрийской армией, общей численностью в 64 тысячи человек. Армии принца Субиза и австрийского генерала Хильдбургаузена были наголову разбиты.
Французские войска были вынуждены оставить Вестфалию, Кассель и Ганновер. Однако Фридрих не стал их преследовать, а двинулся спасать от австрийцев Силезию. 5 декабря у местечка Лейтен (Лютин) под Бреславлем король разгромил армию фельдмаршала Дауна, у которого было не менее 80 тысяч солдат и 300 орудий. У Фридриха же имелись 33 тысячи солдат и 167 орудий. Потери убитыми и ранеными у пруссаков и австрийцев были примерно одинаковые – по 6,5 тысяч человек.