Германия в ХХ веке

Как и пролог любой революции, ноябрьские события устранили из политической жизни самые одиозные проявления старого, отжившего, ненужного. Характер новой власти должны были проявить ее созидательные действия. Пока же обстановка в Берлине после провозглашения республики напоминала немецкую поговорку о «старом вине в новых бокалах». Ключевые посты в государственном аппарате и армии сохранили беспартийные службисты имперской закалки, смирившиеся с новой властью как неизбежным следствием военного поражения, но отнюдь не симпатизировавшие ей. Напротив, рабочие и солдатские массы переполняла эйфория легкой победы и перспектив построения нового мира, которые смягчали горечь национального унижения и муки материальных лишений. Создав в лице советов институт «своей» власти, они тут же отдали ее «своим» партиям, сполна вознаградив социалдемократию за полвека своей социальной и политической эмансипации. От государственной мудрости ее вождей зависела отныне судьба первой германской республики. Но в еще большей степени она зависела от готовности социальных низов к ее защите и от способности общества в исторически кратчайший срок распрощаться со своими авторитарными устоями. Отречение Вильгельма отнюдь не лишало вторую Германскую империю, поставленную им на карту войны за мировое господство, романтического блеска для большинства его подданных. Новая власть должна была противопоставить этому блеску собственные ценности или сама исчезнуть в его тени.

Глава 2 Революция и республика

Провозглашение республики всего на два дня опередило подписание перемирия, завершившего мировую войну. Это не избавило первую германскую демократию от клейма «национального позора», которым сразу же воспользовались ее противники в генеральских мундирах и чиновничьих сюртуках. Сам Гинденбург, временно оказавшийся не у дел, освятил своим авторитетом тезис об ударе кинжалом в спину (Dolchstosslegende), который нанесли непобедимой армии коварные демократы. Последним придется оправдываться все годы своего правления, пока победа идеологии реванша, выросшей из этой и ей подобных легенд, не поставит точку в короткой истории несчастливой республики.

Первая мировая война практически не велась на территории Германии, но ее скорбную жатву почувствовала на себе каждая немецкая семья, оставшаяся без своих кормильцев или вынужденная содержать безнадежных калек. Около двух миллионов погибших на фронте, сотни тысяч умерших в тылу от голода и эпидемий, четыре с половиной миллиона инвалидов – таковы были только людские потери Германии. Сюда следует добавить последствия войны, не поддающиеся арифметическому учету – ожесточение прошедших через окопы и оставшихся в живых, их неспособность найти свое место в мирной жизни и готовность решать политические споры с оружием в руках. Уже при подписании перемирия Германия соглашалась с потерей своих колоний, практически всего флота и подвижного состава железных дорог. За четыре военных года в стране была подорвана финансовая система и сведен к нулю авторитет политической власти. В окружающем мире с Германией был связан образ безжалостного агрессора, и ставшие его жертвами народы взывали к мщению.

Тяжелые условия Компьенского перемирия, граничившие с капитуляцией, сковывали первые шаги германской демократии. И все же вопрос о мире, ставший катализатором российской революции 1917 г., был разрешен. Центристские и умеренные партии, вошедшие четыре года назад в «партию войны», теперь оказались «партией мира». Призывы к новой войне с Западом, способные объединить крайне левые и крайне правые силы в политическом спектре Германии, на ка-кой-то отрезок времени потеряли всякий смысл. И германская, и российская революции выросли из нежелания масс нести тяготы мировой войны, но если развитие событий в России определялось продолжавшейся войной, то в Германии – свершившимся фактом поражения.

После бескровного свержения монархии Гогенцоллернов был потерян общий вектор, объединявший революционно-демократический лагерь. Последующее развитие событий определялось конфликтами уже внутри него самого. 12 ноября была опубликована «социалистическая» программа Совета народных уполномоченных. Решением новой власти отменялось военное положение и восстанавливались демократические свободы, объявлялась политическая амнистия и провозглашались скорейшие выборы в Конституционное собрание. В то же время в этом документе ничего не говорилось ни о советах, ни о социализации, т.е. переводе в государственную собственность ключевых отраслей индустрии.

Программа СНУ отражала взгляды «умеренных» социал-демократов, которые в рыхлом лагере революционных сил находились на крайне правом фланге.