Любопытно отметить еще одну сентенцию вождя на этот счет: «германизировать можно лишь земли, а не людей». Очевидно, заселение немцами громадных русских пространств предполагает предварительное их очищение от русских: высшая раса не должна загрязнять свою кровь общением с низшей. Каким образом избавиться от славянского населения на этих громадных пространствах, прямо не говорится. Но апелляция к древним германцам и доблестным меченосцам отлично заменяет прямые рецепты: разумеется, тут ставится вопрос об истреблении и порабощении в прямом и подлинном смысле этих слов. Древние германцы очищали свои земли от славянских старожилов поголовным уничтожением населения при помощи меча и огня. Третье царство, вероятно, сумеет применить более современные способы — скажем, газы и бактерии. Но в существе дела оно пребудет верным расовым традициям и славным историческим воспоминаниям.
Свои размышления по поводу внешней политики Гитлер сопровождает кратким «Политическим завещанием Германской Нации», содержащим формулировку как бы общих основных принципов желанного поведения Германии в мире. Вот это завещание:
«Никогда не допускайте возникновения двух континентальных держав в Европе. Каждую попытку создать рядом с Германией вторую военную державу, или хотя бы государство, способное стать таковой, рассматривайте как нападение на Германию и считайте, что Германия в таком случае имеет не только право, но и обязанность всеми средствами, включая вооруженную силу, помешать образованию такого государства, а если оно уже возникло — то сокрушить его.
Заботьтесь о том, чтобы сила нашего народа опиралась не на колонии, а на территорию нашего отечества в Европе. Не считайте Империю упрочившейся до тех пор, пока она не в состоянии представить каждому отпрыску нашего народа собственного участка земли; и это — на столетия. Никогда не забывайте, что священнейшее право на этом свете есть право на землю, которую хочешь обрабатывать сам, и священнейшая жертва — кровь, проливаемая за эту землю».
Таковы международно-политические установки Гитлера. Ясно, что в них возрождаются наиболее исключительные и заносчивые притязания довоенного германского национализма, огрубленные и вульгаризированные во вкусе эпохи масс. Провозглашается нескрываемой целью — германская гегемония в Европе, а затем и во всем мире: «или Германия будет мировой державой, или ее не будет вовсе». Старый пангерманистский максимализм, раз уже так дорого обошедшийся немцам, словно снова воодушевляет их, увлекает широкие круги молодежи, становится правительственной программой: в этом безумии есть система, и в этом историческом анахронизме чувствуется исторический рок.
Восточные планы вождя разрабатываются и уточняются в его штабе, встречая особое сочувствие в «балтийском» секторе последнего. Нередко говорится о желательности возвращения к Брест-Литовскому трактату, «безграничную гуманность» которого сам Гитлер демонстративно оплакивает в своей книге. «Версаль минует, а Брест-Литовск будет жить», — повторяют его сподвижники. Тщательно исследуются украинский, белорусский и лимитрофный вопросы: расчленение России — естественная предпосылка «расширения» германской территории. Не забывают, конечно, и Польши: «уничтожение польского государства, — пишет Розенберг, — является первой необходимостью Германии». Следует здесь отметить, что и раньше неоднократно правые немецкие политики пытались зондировать почву в консервативных французских и английских кругах на предмет возможностей создания единого антибольшевистского фронта Европы, дабы разом решить обе задачи: 1) ликвидировать московский революционный очаг и 2) разрешить путем раздела России основные европейские затруднения.
После прихода Гитлера к власти этот зондаж заметно оживился: он вполне в духе внешне-политического рисунка расизма. Всецело подходит он также и союзникам Гитлера по кабинету: фон Папен, франкофил и крайний антибольшевик, всегда был горячим сторонником широких восточных планов.