Германия. В круговороте фашистской свастики

15 января на выборах в маленьком княжестве Липпе наци одержали успех, выиграв около 6000 голосов (при 100 000 избирателей) по сравнению с ноябрьскими общими выборами. Этот успех, достигнутый огромным напряжением агитационных усилий, при всей его относительности, позволил Гитлеру поднять настроение в партийных массах: значит, отлива нет и падать духом нечего; «партия нисколько не потеряла в своем динамизме». Выше знамена! Выше сердца! Маленькую местную удачу организованная партийная пресса сознательно спешила превратить в большое событие. Одновременно она усилила обстрел кабинета; о примирении или компромиссе с ним не может быть и речи. Вновь оживлялась и фашистская улица. 22 января в Берлине состоялась боевая гитлеровская демонстрация памяти некоего молодого партийца Весселя, два года назад убитого коммунистами. Это было внепарламентское введение к предстоящему бою в парламенте. В ряде городов состоялись демонстрации коммунистов, с убитыми и ранеными. Малая гражданская война продолжалась.

Открытие рейхстага было намечено на 31 января. Канцлер прилагал старания расширить парламентскую базу правительства и добиться хотя бы «толерирования» его со стороны палаты. Он готов был ввести в кабинет Брюнинга и Гитлера, Штрассера и Гугенберга. После выборов в Липпе надежды на Штрассера таяли. Гитлер проявлял непреклонную непримиримость. Гугенберг, со своей стороны, не обнаруживал склонности к сотрудничеству с Брюнингом или Штегервальдом… да и с самим канцлером. Правительство не имело опоры в парламентских группах. Ему оставалось либо прибегнуть к новому роспуску рейха, либо уйти в отставку.

28 января канцлер обратился к президенту с просьбой предоставить ему полномочия для роспуска. Гинденбург отклонил эту просьбу. Тогда Шлейхер без промедления вручил президенту отставку кабинета и на прощание рекомендовал ему обратиться к Гитлеру, как лидеру наиболее многочисленной партии: если президентский кабинет исключается, нужно вернуться к правилам парламентаризма. Генерал явно опасался возрождения Папена, и сама мысль об этом рыцаре большой политической дороги заставляла его содрогаться от досады и отвращения.

Президент поблагодарил за совет, но вслед за тем тотчас же послал за фон Папеном и поручил ему вступить в переговоры с партиями на тему о новом правительстве. Отрицательная цель заговора была достигнута: «мы свергли фон Шлейхера, — объявляла газета Гугенберга, — потому что он стал игрушкой в руках католического центра и демократических партий».

Как много надежд вдохновлял этот красочный генерал и как быстро сошел он с политической сцены! Подтвердилась классическая истина стратегии: обходящий рискует быть обойденным. Хитреца перехитрили. Так и не увидел несостоявшийся германский Бонапарт своего 18 брюмера[3]. Груша зрела — не для него. Искус власти в наличной атмосфере оказался ему не под силу, и с горьковатым осадком в душе отошел он в тень… навсегда ли?

Фон Папен начал порученные ему переговоры. Они имели тенденцию затянуться, хотя почва для них и была подготовлена. Гитлер соглашался на коалицию, но при непременном условии предоставления ему канцлерства. Затем встал вопрос о распределении портфелей. Стороны торговались: каждый партнер стремился подписать договор с бесом на возможно более выгодных для себя условиях. В ночь на 30 января этот рядящийся ад был, говорят, всполошен анонимным слухом: военные верхи подумывают о перевороте в пользу Шлейхера. Эта угроза ускорила сговор. На следующее утро фон Папен принес Гинденбургу список нового кабинета. Старый фельдмаршал поморщился, но покорился судьбе. Комбинация была оформлена — и «богемский ефрейтор» занял кресло Бисмарка. Германия вступила в первый год Третьей империи.

Рейхсвер безмолвствовал.

После победы

«Сегодня Германия совершила прыжок в неизвестность». Так отозвалась немецкая либеральная пресса на появление Гитлера у власти. Приблизительно так же реагировало на это событие и большинство заграничной печати.

Да, несомненно, это был — прыжок. Сменялись не только и даже не столько лица — сменялась политическая система. Сменялся «политический стиль», тот тон, который делает музыку. «В течение одного дня рухнуло здание Веймарского государства». Пусть это преувеличение, пусть оно рухнуло не в один день, а, скажем, в полтора месяца, но нельзя спорить: оно рухнуло. Веймарский период германской истории кончился. Началась некая новая эра, о подлинном содержании которой еще рано судить: в этом смысле можно говорить о прыжке «в неизвестность».

Внешние формы легальности были на первое время соблюдены. Гитлер пришел к власти тем же порядком, каким приходили его предшественники за последнее время: в порядке «президентского кабинета». Предварительный сговор распределил портфели.