Германо-польская война

Произошло нечто совершенно неожиданное. Такого быстрого проникновения в глубину польской обороны не ожидали ни поляки, ни сами немцы. Польское командование, при всех его самых мрачных предчувствиях, не могло сразу поверить, что немецкие танки так быстро и так легко войдут в оперативный тыл и продвинутся к главной позиции. Хотя виной этому была только "ченстоховская брешь", по фронту стали ползти панические слухи. Но гитлеровские военачальники, подобно тому как с ними это случится вторично через восемь месяцев во Франции, испугались собственного успеха. Они были охвачены тревогой и замешательством. Их страшила возможность разгрома поляками 1-й танковой дивизии, оторвавшейся от пехоты и соседей. Ведь 4-я танковая дивизия отстала, втянувшись, как и накануне, в кровопролитные фронтальные бои у поляны Мокры. Беспокойство германского командования выразилось в приказе 16-му моторизованному корпусу... остановиться на полтора суток. Польские авторы "Сил збройных" пишут: "...приказ 16-го корпуса требовал от дивизий на день 3 сентября оставаться на месте (в связи с тем, что оба соседа оставались далеко в тылу) и ограничиться только расширением плацдарма"{77}. Распоряжение командира 16-го корпуса генерала Гепнера, отданное вечером 2 сентября, гласило: "16 ак перегруппировывается... имея в виду дальнейшее продвижение с направлением главного удара на Радомско. Предполагаемое начало дальнейшего продвижения утром 4.9"{78}. Преднамеренная полуторасуточная остановка на Варте в условиях, когда немецкие танки могли почти беспрепятственно двигаться дальше в глубину польской оперативной обороны, не только удивительна, но и весьма показательна. Ясно, что у немецкого командования в первые дни войны отсутствовали достаточные навыки использования танковых дивизий в оперативных масштабах; еще сильным оставалось влияние на германские оперативные умы старых линейных тенденций. Пока еще на практике преобладал взгляд, что танки не могут отрываться от пехоты, а если такой отрыв произошел, то танки должны остановиться и ожидать ее подхода. Мы не склонны придерживаться мнения, столь упорно навязываемого современными западногерманскими историками, что вермахт с самого начала Второй Мировой войны действовал на основе вполне и всесторонне разработанных оперативных принципов использования бронетанковых соединений.

Уже 1 сентября немецкое главное командование сухопутных сил вынуждено было отдать приказ о недопустимости беспорядка, который царил в танковых войсках. "Главное командование указывает, - пишет в своем приказе генерал Гепнер, - на необходимость строгой маршевой дисциплины и порядка движения. Никакого массирования машин. Маскировка!"{79} Путаница в руководстве, перегрузка дорог, скопление танков и автотранспорта были в немецких танковых соединениях в эти дни самым частым явлением.

Наступал вечер 2 сентября. Тревога, нараставшая в Варшаве, вылилась в категорическом приказе Рыдз-Смиглы командующему армией "Лодзь" - ночью отвести все силы армии на главную линию обороны и "создать сильный резерв"{80}. Теперь уже и Руммель не видел другого исхода, кроме оставления передовых позиций. В 20 часов 30 минут последовало его распоряжение "главными силами армии отойти в течение ночи за реки Варта и Видавка, где перейти к упорной обороне подготовленных позиций"{81}. Итак, на второй день войны армия "Лодзь" оставила передовые позиции. В последующие сутки она с боями отступила к северу, на главную позицию за Варту и Видавку.

Теперь все больше и больше вырисовывалась основная угроза на стыке армий "Лодзь" и "Краков".

Для наступления немецкой ударной группировки в "ченстоховской бреши" складывались благоприятные условия в значительной степени также и благодаря ошибкам командования армии "Краков". Оно недооценило угрозу со стороны открытого северного фланга и не приняло никаких мер к его защите.

Изучение материалов армии "Краков" приводит к выводу, что в этот период командование армии беспокоилось за свой южный фланг значительно больше, чем за северный. Генерал Шиллинг считал, что развитие немецкого наступления с юга в краковском направлении создает угрозу катастрофы для всего польского фронта{82}.

Северный же участок он расценивал как менее опасный так как, видимо, надеялся, что "главный резерв верховного командования", то есть армия "Прусы", сможет парировать удар, наносившийся севернее Ченстохова.

Действительно, на юге немецкий 22-й моторизованный корпус вскоре пробился к Иордануву. Общее положение армии "Краков" становилось тяжелым. Немецкие прорывы на северном фланге дополнились разгромом центра южнее Катовице, где 5-я танковая дивизия, разбив 6-ю польскую дивизию, прорвалась к Освенциму. В руки немцев попали склады горючего и снаряжения. "Кризис резервов" лишал возможности закрыть многочисленные бреши. Переданная армии "Краков" по приказу главного штаба в качестве резерва 22-я пехотная дивизия еще только разгружалась западнее Кракова{83}.