Никто не может приказывать Шефу. Конечно — никто из гражданских лиц! Именно поэтому герр Кольбах преспокойно, не спрашивая позволения, взял из пачки на столе сигарету, прикурил и удобно расположился на стуле, закинув ногу за ногу так, что колено верхней ноги сложилось строго под углом в сорок пять градусов, и ее щиколотка оказалась четко на колене другой ноги. Выглядит очень эффектно — правда, когда сам Пауль попытался так сесть, то с непривычки чуть — чуть не грохнулся со стула.
Шеф отрешенно любовался колечками сигаретного дыма:
— Герр фон Штерн, вы продолжаете утверждать, что в помещении находилась дама? Будете настаивать — даже для протокола?
Невозмутимость Шефа окончательно вывела почтенного Библиотекаря из состояния внутреннего равновесия, и он разразился грязной русской бранью:
— Svoloch, prekraschay balagan! Zabil kto sdelal iz tebya idealnogo nemtza? Tak ya tebe napomnu! Nemedlenno verni etu blad' I moi veshi!
Конечно — Пауль не понял ни единого слова, а вывод о том, что Библиотекарь ругается именно по-русски, сделал исходя из эмоциональной окрашенности воплей на чужом наречии, мало подобающих сединам почтенного старца, и следующего логического построения. Этнический немец, библиотекарь профессор Александр фон Штерн, был «фольксдойч» — репатриант из России, и вполне естественно, что он предпочитает бранится по-русски, избегая осквернять совершенную гармонию немецкого языка. Жалкое зрелище!
Шеф загасил сигарету, и рассмеялся…
Пауль понял, как должен смеяться офицер СС. Так и никак иначе.
Сухо и холодно — как строчит пулемет. На одной ноте, с равными паузами, не меняя ни позы, ни выражения лица. Так, что каждый звук проникал в район печени слушателя и оставался там как маленький кусочек свинца.
Он смеялся долго. Жутко, нескончаемо долго…
Под воздействием этого циничного смеха герр Библиотекарь перестал ругаться, упал в свободное кресло, снял пенсне, положил руки на колени и зло сказал уже на вполне академическом немецком:
— Молодая дама назвалась Катя Гинзбург, она известная русская пианистка… Пассия господина Деканозов. Вам это о чем-то говорит —
— Только о том, что у товарища Деканозова по-прежнему дурной вкус! Его так и тянет к пошлости, — Кольбах перестал смеяться, но сохранил на губах саркастично — снисходительную гримасу, отдаленно похожую на улыбку, и прикурил новую сигарету.
Смех Шефа обладал поистине магическими свойствами — он даже привел в чувства барона фон Клейста. Пока Кольбах смеялся, Зиги, тихонько подвывая, сел на кушетке, притянул к себе графин и стал пить большими глотками прямо оттуда. Потом вылил остатки воды на руки и принялся тереть сперва виски, затем щеки, постепенно возвращая мертвенно бледному лицу полноценный цвет.
— Мне жаль, герр Кольбах, если это ваш единственный вывод, — библиотекарь решительно поднялся, — Я буду вынужден подать на вас жалобу вышестоящему лицу!
— Пожалуетесь Рейхсфюреру, что молоденькая фройлян сбежала от вас нагишом? — продолжал иронизировать герр Кольбах. Он подобрал на полу женскую лайковую туфлю с высоким каблуком, и демонстративно притушил окурок о подошву, — Нет?
Фон Штерн проигнорировал оскорбительный тон Шефа, еще раз разочарованно оглядел комнату, безуспешно попытался открыть окно и досадливо поморщился:
— Карл — достаточно! Давайте выясним что произошло. Она не могла проскользнуть в двери — вы бы ее заметили! Другого выхода здесь нет. Окно завинчено, полагаю еще со времен Габсбургской династии… Так куда девчонка могла деться?
Зигфрид отрешенно посмотрел сперва на раздосадованного библиотекаря, потом на туфлю в руках Кольбаха, наконец, с видом обреченного, поднял за лямку и понюхал кружевной бюстгальтер:
— Она вылетела в каминную трубу… Это была ведьма…
— На чем основан такой радикальный вывод — штандартенфюрер? — скептически поинтересовался Кольбах.
— Мы в Замке… А у Замка своя логика… Это место силы. Другой силы. Понимаете?
Сейчас Пауль высказался против обыкновения единодушно с бароном фон Клейстом:
— И мой дедуша Клаус — отец матушки — так говорит, мол, Замок место темной силы. А еще говорит, что ведьмы всегда вылетают в каминную трубу! Их полно сожгли в городской ратуше, в те времена, когда Римский Папа воевал с протестантами. Для этого в ратуше даже специальный камин устроили — просто громадный — ведьм и прочих колдунов жечь. Вот они в трубу и вылетали — вместе с дымом!
— Надо же, сколько достопримечательностей в таком скромном городишке! Пауль — надеюсь, доктор Лютер не принадлежит к вашей многочисленной родне? — иронично ухмыльнулся Кольбах.
— Нет, ну что вы — вся моя родня — добрые католики! — запротестовал Пауль.
Шеф потер переносицу, отобрал у Зиги белый носовой платок, которым тот осторожно прикасался к мокрым щекам, направился к камину, заглянул в трубу, провел по ее внутренней стороне, затем продемонстрировал присутствующим безупречно чистый лоскут: