— Штандартенфюрер Кольбах! Я убедительно прошу вас обращаться ко мне в соответствии с уставом! По моему воинскому званию! — Зиги говорил прямо как античный герой в театральной постановке — то есть излишне громко для помещения такого скромного размера, и с совершенно искусственной интонацией. В его приподнятой до уровня подбородка руке сам собой — эффектно, словно у фокусника — появился изумительной белизны носовой платок, которым молодой барон очень величаво смахнул с собственного шеврона воображаемую пылинку, и с придыханием поставил последний акцент, — Называйте меня просто —
Мизансцена вышла эффектная. Не будь Пауль личным помощником Карла Кольбаха, он бы зааплодировал. Хотя с Шефом Паулю на самом деле повезло — настоящий профессионал разведки в дешевых трюках, наподобие фокуса с платочком, не нуждается!
— Приятно впечатлен Вашим деловым настроем,
— Что значит разделить? — Зиги снова дернул живописной бровью, но его голос уже не был таким громким и победоносным, — Я не планирую жить в Замке!
— Странно! Рейхсфюрер рекомендовал разместить вас в родовом гнезде, — удивился Шеф, — Поэтому организационный комитет не предусмотрел для вас другого жилья… К моему сожалению,
Фехтовальщики называют это «туше» — укол, нанесенный по всем правилам. Пауль незаметно хихикнул — похоже, «любимиц рейхсфюрера» Зиги панически боится ночевать в Замке собственных предков! Надменный штурмбанфюрер с минуту был белее личного носового платка. А затем пошел на тактическую уступку, следуя безотказному правилу — отступать еще не значит проигрывать. Он тоже изобразил улыбку. Вышло натянуто и нервозно.
— Замок давно перестал быть собственностью семьи фон Клейст, я не чувствую себя в праве жить там даже временно, — взгляд Зиги затуманила сентиментальная слеза и думы о былом величии собственного благородного рода. Он вдохнул, словно набираясь мужества, и продолжал, — Но утрата поместья совсем не значит, что я беден. Я все еще кредитоспособен распалиться за гостиничный номер, даже если это люкс. А фройлян… — Зиги с едва заметной брезгливостью поморщил нос, переместив платок от горестных очей к тонким ноздрям, словно боялся осквернить свой безупречной формы нос запахом сладковатых духов молодой дамы, — Доктор Шталь, кажется? Доктор может жить в помещениях Замка забронированных для меня. Это будет достаточно по-рыцарски?
— Меня вполне устроит, — пожал плечами Шеф. Фройлян снова протестующе залепетала и ухватилась за чемодан, но ее мнение уже мало интересовало присутствующих. За пару минут скандальная толстушка и ее клетчатый чемодан были водворены двумя крепкими парнями в машину Шефа, и с почетом отправлены в Замок.
— Гауптштурмфюрер Ратт, доложите — в каком состоянии находится телефонная связь с так называемым Замком? — официально обратился к Паулю герр Кольбах, провожая взглядом удаляющийся автомобиль.
— Телефонная связь отключена на двенадцать часов по согласованию с телефонной станцией. В настоящее время связисты проводят профилактические работы на линии, — бодро отрапортовал Пауль. Проще говоря — телефоны будущих гостей Замка ставил на прослушивание технический отдел гестапо.
— Замечательно, — герр Кольбах отвернулся от окна и направился в кабинет, — Значит, существует надежда, что мы проведем совещание сугубо по-мужски, в деловой атмосфере!
2
— Приступим, наконец, прошу вас, Профессор! — Шеф занял место председателя и сделал оратору короткий приглашающий жест.
В организационном совещании помимо герр Кольбаха, самого Пауля и «соловушки» Зиги фон Клейста участвовал еще один солидный ученый. Судя по записи в деле — профессор Гейттингенского университета Михаэль Меркаев. Хотя профессор и слыл антропологом и специалистом по расовой гигиене с мировым именем, Пауль напрасно старался обнаружить в научном авторитете монголоидного типа хоть какие-то остаточные следы нордических корней! Он наблюдал только смуглую огрубевшую кожу, раскосые карие глаза, узкую ротовую щель, стертые зубы, крупные залысины на лбу. Некогда дорогой костюм герр Меркаева давно приобрел засаленный вид и истрепался. А рубашку стоило отдать в стирку. К тому же по-немецки герр Профессор говорил так же неопрятно — с сильным иностранным акцентом, длинными паузами, вставлял невразумительные ученые словечки, с каждым предложением уклонялся от темы все больше и больше, нагнетая справедливое раздражение Шефа.