Но, конечно, можно привести как образец стратегического наступления, обусловливаемого тактикой охвата, сражения под Кёниггрэцом и Седаном и, конечно, шестидневный бой, носящий название сражения при Ле-Мане [156] , хотя в последнем случае качество войск обеих сторон было настолько неравно, что немцы могли многое себе позволить. Следовательно, Ле-Ман отпадает. Глубокое характерное различие между тремя сражениями Вильгельма I и некоторыми крупными сражениями Наполеона, как Аустерлиц, Ваграм, Линьи и Ватерлоо, можно подметить лишь в развертывании сил к самому сражению. Под Кёниггрэцем и Седаном стратегия теснейшим образом сплелась с тактикой, причем из движения вперед армии само собой вылилось ее вступление в сражение.
Приказ для сражения под Гравелотом представляет лишь директиву для атаки на два возможных случая: отхода Базена через Этен и Бриэ или же занятия им позиции перед Мецом. Соответственно, и вступление в бой армий происходило не по единому, заранее установленному плану; многое должно было быть предоставлено усмотрению командующих армиями и командиров корпусов. Если правому крылу у Гравелота был послан приказ – до тех пор, пока не начнется атака 2-й армией, бой вести только артиллерийским огнем, то это ничего не меняет в основной линии поведения управления в целом. Мы к этому еще вернемся в дальнейшем.
Наш вывод таков: мы оцениваем стратегическо-тактические приемы Наполеона и Мольтке как совершенно равноценные и в этом вопросе, таким образом, примыкаем к стратегическому учению Гольца [157] . Как заманчивым ни является создание теории, выливающейся из единого образа, все же требование положить в основу теории для настоящего и будущего единственно метод, примененный Мольтке под Седаном и Гравелоттом, – нам кажется, безусловно, ошибочным. Этим самым мы повторили бы под другим обликом ту же самую ошибку, которую сделали в свое время поклонники фридриховских форм и защитники внутренних линий.
Теория стратегии может состоять единственно из принципов, а не из методов применения средств.
А далее – выучка владеть приемами своего ремесла должна доходить до виртуозности, и в этом отношении Мольтке еще усовершенствовал и развил систему Наполеона. Бертье, как известно, сам был одним из первых мастеров своего ремесла, но он отличался от Гнейзенау и тем более от Мольтке тем, что он не владел стратегическим искусством, и хотя он твердо держал в руках французский генеральный штаб, тем не менее он не оказался в состоянии создать школу. Как вождь Сульт, конечно, превосходил Бертье. Когда же в 1815 году он принял дела Генерального штаба, то служебный аппарат многократно оказывался не на высоте, что гибельно повлияло на операции [158] .