Германская военная мысль

Кампания 1814 г., как показало более глубокое исследование [192] , всецело обусловлена политическими мотивами и лишь в том отношении представляет интерес для «истории военного искусства», что эти политические мотивы сумели укрыться под обликом правил старой стратегии. Одна партия, возглавляемая Меттернихом, стремилась прийти к соглашению с Наполеоном, а в случае неудачи этих переговоров желала восстановления Бурбонов; другая партия хотела свержения Наполеона, и император Александр I хотел посадить на его место Бернадота. Чтобы не сражаться за цели чуждой партии, австрийцы отказывались наступать и дали этой задержке, намеренно или ненамеренно, облик решения, стратегически мотивированного. Они ссылались на то, что Евгений и Мальборо, которые также были великими полководцами, никогда не развивали своих операций на Париж; прусский король не хотел продолжать преследование за Рейн, потому что Рейн представлял рубеж, а на рубеже надо сначала сосредоточиться; его генерал-адъютант, Кнезебек, хотел задержаться на Лангрском плоскогорье, потому что оно представляет водораздел Франции, а следовательно, отсюда можно господствовать над Францией [193] .

Кампания 1815 г. также еще является ареной противоречий обоих методов стратегии. Веллингтон, который, конечно, был очень крупным генералом, жил все еще представлениями стратегии измора. В Бельгии обе союзные армии, соединившись, располагали бы почти двойным превосходством над Наполеоном (220 000, частью, правда, весьма посредственных войск против 128 000 превосходных войск); тем не менее император был очень близок к победе, потому что Веллингтон, вечно озабоченный обеспечением различных пунктов, не сосредоточил своевременно войска для сражения, опоздал поэтому к сражению при Линьи и даже 18 июня, в течение сражения при Ватерлоо, оставил целый корпус, 18 000 человек, в удалении 15 километров в сторону от поля сражения. Это выделение части сил справедливо сравнивают с образом действия Фридриха, который в момент сражения под Прагой оставил корпус Кейта стоять по другую сторону города. Но то, что в эпоху фридриховской стратегии если не рекомендовалось, то хотя бы казалось естественным, то в наполеоновские времена являлось тяжелой ошибкой. Эту ошибку исправил Гнейзенау, который, руководясь, напротив, исключительно мыслью о решительном сражении, пожертвовал прямыми сообщениями разбитой при Линьи армии с родиной и направил отступление на Вавр, ближе к англичанам, так что через день пруссаки смогли к ним подойти. Конечная победа настолько затмила ошибки Веллингтона, что они остались мало замеченными. Однако в военной истории их надлежит резко подчеркнуть не за то, что они являлись ошибками, а как доказательство мощи и пагубности фальшивых теорий. Четырехдневную кампанию 1815 года можно рассматривать как взаимодействие двух противоположных методов стратегии, выраженных наиболее совершенным образом. Если эрцгерцог Карл спасовал перед Наполеоном, то это было лишь торжеством гения над пустой головой и слабым характером. Но если Веллингтон так грубо ошибался в намерениях Наполеона и предполагал, что последний хочет вынудить его маневром к отступлению, чтобы занять Брюссель, и поэтому не сосредоточил своевременно своих войск – то такая ошибка столь значительного человека и выдающегося военного, как Веллингтон, может быть объяснена, только если представить себе, что он находился в оковах взглядов устаревшей стратегии.

Если бы Веллингтон воевал только в Испании и закончил свою карьеру в 1814 г., то его нельзя было бы ни в чем ином упрекнуть, кроме того, что он не проходил через наиболее трудные испытания, и тогда можно было бы строить, основываясь на его характере, заключения о том, как он, вероятно, проявил бы себя. Но в 1815 году он был подвергнут такому испытанию и как тактик выдержал его блестяще, но как стратег – срезался. Он решил лишь оборонительную часть задачи и применил методы, заимствованные из войн в Испании, там, где они уже не являлись соответственными. Конечный полный успех был достигнут лишь благодаря тому, что блюхеровски-гнейзенауская стратегия столь блестяще дополнила веллингтоновскую в самом слабом ее месте.

АЛЬФРЕД ФОН ШЛИФФЕН