Германский флот в Первую мировую войну

Еще задолго до развязки значительная часть населения была запугана предсказаниями о вредных последствиях подводной войны. Пресса и парламент были на стороне этой части населения. Повсюду открыто говорилось об отвращении, которое питали к подводной лодке руководящие государственные деятели; недаром они предоставили решение этого вопроса на усмотрение высшего военного командования, которому надлежало сообразоваться с общим военным положением. Конечно, в народе твердо укоренилось доверие к высшему военному командованию, так как высшие военачальники этого заслужили. И вот, после рассмотрения этого жизненного вопроса, у высшего военного командования, в соответствии с мнением Адмирал-штаба, созрело и окрепло решение к совершению этого действия, как единственного средства, позволявшего преодолеть сопротивление неприятеля.

Для успеха необходимо было располагать доверием и содействием всего народа и его решимостью бороться за это дело до победного конца. Но резолюция, вынесенная рейхстагом в июле 1917 г., должна была явиться для противника доказательством того, что ничего этого не существует{164}.

Сейчас, по прошествии года со времени прекращения войны, день за днем множатся поступающие из английских источников доказательства того, каким безнадежным было положение в стане противника. Не зная о нашей расслабленности, англичане сумели в критический момент, осенью 1917 г., найти [523] выход в насильственном использовании для своих целей нейтрального грузового тоннажа. В то же время они усердно старались углубить начавшийся у нас процесс разложения, о существовании которого им было известно. Между тем мы теперь видим, что когда это потребовалось, германский народ сумел приспособиться в своей экономической жизни к условиям войны. Даже по истечении года со дня заключения перемирия мы все еще в состоянии были выдерживать тяжесть блокады, хотя при отступлении армии пришлось бросить в неприятельской стране неисчислимые продовольственные запасы. Следовательно, в случае продолжения войны наше положение не ухудшилось бы, между тем как неприятель нес бы невозвратимые потери в грузовом тоннаже и в грузах. Но у него было больше выдержки, так как он отдавал себе отчет в слабости нашего государственного управления, не опиравшегося, подобно неприятельским военным кабинетам, на убежденное и преданное большинство в народном представительстве.

Мировая война должна была показать, в состоянии ли был «германизм» (Deutschtum) защитить свое положение на океанах. Британцы всеми силами старались вытеснить нас с морей, но позади встала вся мощь германской империи. Они видели наше несравнимое прилежание, высокое качество германской продукции, превосходство склада германского духа и поняли, какую опасность представляют эти факторы для дутой английской цивилизации, рассчитанной на внешние эффекты. И они противопоставили нашей мирной экспансии грубую силу. Как велика была в их глазах опасность, об этом можно судить по тому огромному напряжению сил, которое они должны были сделать, чтобы нас задавить.

Эти государственные люди, которые в начале войны руководили нашей политикой, не сознавая всей грандиозности стоявшей перед ними задачи, или что еще хуже, полагавшие, что эта задача нам не под силу, — они добились своей цели. Если бы с самого начала была правильно понята стоявшая перед [524] нами великая цель, если бы для достижения этой цели мы употребили все имевшиеся в нашем распоряжении могущественные средства и воля нации была постоянно направлена к победе, то мы могли быть уверены в успехе.

Чудовищная низость, с какой строились планы нашей гибели, естественно, возбудила в народе стремление развернуть все силы, и никто из наших противников не мог сравняться с нами в размахе этого стремления. Остается лишь сожалеть, что все, чего удалось достигнуть после многих лет борьбы и всяческих бедствий, это только то, что мы не дали себя стереть с лица земли. Этого результата мы могли бы добиться и при иных условиях, если бы неприятель своими хитросплетениями не убедил нас в бесполезности дальнейшей борьбы.

Вследствие этого у нас возникли внутренние раздоры, и наши силы истощились в борьбе, которая по существу граничила с самоубийством, — в борьбе за призрак народной свободы, мнимость которой при отсутствии внешней обороны являлась единственным осязаемым достижением революции.

Надо заново трудиться и стараться, чтобы восстановить честь германского имени.

Примечания

{1}»Влияние морской силы на историю». (Прим. ред.)

{2}»К вящей славе Британии». (Прим. ред.)

{3}Выражение, впервые примененное английским адмиралом Торрингтоном после сражения у Бевезьера (1690 г.). В переводе оно означает, что «флот существует»; смысл же этого выражения был тот, что Франция, с которой Англия вела в то время войну, должна была считаться с постоянной угрозой, каковой являлся для Франции самый факт существования английского флота, ограничивавшегося блокадой и не приступавшего к решительным действиям. (Прим. ред.)