Регуляции предварялись несколькими возвышенными словами о понятии чести – «прекраснейшем драгоценном камне» «товарищества» офицеров, – которая заставляет выполнять свой долг как можно лучше, об истинной дружбе, об уважении к другим сословиям и профессиям, о «давно испытанной традиции рыцарства в офицерском корпусе и о «высоких обязанностях» последнего. Эти благородные призывы не могли скрыть того факта, что текст самих регуляций давал очень мало для механизма практического разрешения конфликтов. Вознося рыцарский дух офицерства, Фридрих-Вильгельм ГУ и Бойен попытались построить новую концепцию офицерской чести. Она должна была быть более благородной и чистой, чем коллективное представление о ней, которого придерживались ранее. Придаваемые ей этические стандарты должны быть более рафинированного свойства. Классовый дух был возведен до статуса абсолюта, суверенного принципа поведения. Если, согласно регуляциям 1843 года, роль советов чести, хотя и ограниченная на практике во многих деталях, была довольно действенной, то сейчас она была сведена к нулю. Непоследовательность прежней системы была устранена, однако на ее месте возник гораздо более серьезный конфликт – между новой конституцией судов чести и гражданским правом современного законного и конституционального государства.
Глава 18
Германия: победа принципа личной чести над коллективной
В начале этой части была предпринята попытка провести исторический анализ и составить социологический очерк о двух радикально разных концепциях юстиции, двух расходящихся взглядах на жизнь. Эти два представления теперь стояли лицом к лицу. В 1874 году чисто «классовая» система, соответствовавшая феодальному представлению о государстве и правосудии, предстала как совершенно устаревшая. Это во многом определялось огромным преобладанием в государстве военного элемента, которое основывалось на впечатляющих успехах прусско-германской армии в трех войнах предыдущего десятилетия.
Однако головокружительный престиж меча был обречен постепенно померкнуть в памяти о тех ярких победных днях; мало-помалу силы, определявшие общественное развитие, сместились и сформировали новый образчик отношений – гораздо более сдержанный и уравновешенный. Борьба идей, точек зрения и партий, стремившихся к власти и влиянию, не могли игнорировать особое положение, которое занимал в государстве офицерский корпус – положение, самой поразительной чертой которого была юрисдикция его трибуналов чести. До какой степени имела место борьба идей внутри самого офицерского корпуса – это вопрос, на который, вероятно, никогда не будет дан точный ответ. Между тем несомненно, что в нем наблюдалось настоящее брожение. Свидетельства тому можно обнаружить во многих жалобах самих офицеров, которые доходили до депутатов парламента, особенно левых, и каковые, таким образом, становились темой широко распространенных политических дискуссий. Вопрос оставался в силе благодаря публичности, которую пресса придавала самым серьезным дуэльным поединкам.
В рейхстаге эта тема впервые прозвучала в 1885 году, в соответствии с петицией от берлинского портного по имени Pep, который потребовал «на почве истории и целесообразности», чтобы дуэли были запрещены или сведены до минимума. Для достижения этого он предлагал ввести суровые наказания для нарушителей закона, а также для членов судов чести. Инициировал этот вопрос в парламенте депутат центральной (католической) партии по имени Рейхеншпергер. Вначале, 26 ноября 1886 года, он сделал это в общей форме, но позднее, начиная примерно с 1900 года, он, в частности, ссылался на мнение самих военных, выступивших против дуэлей. В те тридцать лет, которые оставались до Первой мировой войны, в рейхстаге периодически звучали аргументы за и против дуэлей, особенно среди офицеров, и при этом доводы никогда не варьировались. Консерваторы и национал-либералы защищали дуэли потому, что они призывали к мужеству, прогрессисты и социал-демократы возражали против них на конституционной и социальной почве, в то время как центральная партия характеризовала их как противоречащие христианству. И даже консерватор граф Вестарп заявил, что «он и его друзья твердо убеждены, что дуэльные поединки противоречат закону Божьему и человеческому», однако одновременно он продолжал предостерегать парламент против нападок на догматы офицерского корпуса.