Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650–1945

Гитлер вначале испытал облегчение оттого, что рейхсвер не вмешивался в захват им власти. Он оставил рейхсвер действовать по его собственному усмотрению и обращался с ним, что называется, в бархатных перчатках. Однако личный интерес, который он выказывал к военно-техническим вопросам, возбудил живые надежды у многих офицеров гудериановского типа. Это был тот самый интерес, который имел значение для расширения люфтваффе. Молодые пилоты были вне себя от радости, когда им вновь разрешили летать. Все остальное было забыто, а политика просто казалась им каким-то смехотворным шумом на задворках.

Вначале армия, возможно, не слишком хорошо поддавалась, однако свежий ветер дул в ее сторону, давая ей ощущение, что она может развернуть паруса. В конце концов, Гитлер всегда лично обращался к вермахту, равно как и Бломберг, как «единственный носивший меч нации». И наконец, всеобщая воинская повинность вновь была введена 16 марта 1935 года (характерно, что это было сделано без предварительного обсуждения с армией), и после этого вермахт был модернизирован и широкомасштабно перевооружен. Такие вещи не могли не заставить сердца офицеров биться быстрее, по крайней мере вначале. Прежде всего, они означали фундаментальные перемены в рейхе и в его политике самообороны, а также намеренный возврат к традиционным германским военным принципам. Более того, широко открылось весьма желанное поле для офицеров, жаждущих повышения по службе. Ограниченные перспективы Веймарского периода направляли их амбиции в русло, которое порой вступало в конфликт с честью или даже с общепринятыми приличиями по отношению к товарищам-офицерам. И даже без парадной униформы старая романтика солдатской службы, казалось, вновь возрождалась к жизни.

Модернизации вермахта предшествовал ряд сенсационных действий со стороны Гитлера, большинство из которых касались внешней политики. Упомянем лишь самые важные. Произошел разрыв с Женевской конференцией по разоружению и с Лигой Наций 14 октября 1933 года – Лига рассматривалась большинством офицеров и другими «патриотическими кругами» как простой полицейский, надзирающий за Версальским договором. Для тех, кого беспокоило сохранение мира, германо-польский договор о дружбе и ненападении (от 26 января 1934 года) означал успех. Первые настоящие политические и военные триумфы Гитлера последовали 12 марта 1938 года, когда он без сопротивления вошел в Австрию и на следующий день присоединил ее к Германии, образовав «Великий германский рейх». Этими двумя действиями он создал эффект того, что большая часть людей, говоривших на немецком языке по обе стороны австрийской границы, искренне желала этого со времен Наполеоновских войн, студенческой ассоциации 1815 года и далее, вплоть до неудачи во Франкфурте в 1848—1849 годах. Затем последовало Мюнхенское соглашение 29 сентября 1928 года, а через два дня – бескровное вторжение в судетско-германские области Чехословакии, с последующей оккупацией их и созданием германского протектората над Богемией и Моравией 15 и 16 марта 1939 года. И наконец, появился советско-германский пакт о ненападении 25 августа 1939 года. Это была головокружительная серия политических и военных триумфов, и за ними сразу же последовали победные кампании, вначале в Польше, а затем во Франции.

В частности, французская кампания была предметом некоторых размышлений, записанных фельдмаршалом Кейтелем, когда тот находился в тюрьме в Нюрнберге, незадолго до того, как был повешен. Просматривая свои записи, когда он был главнокомандующим вооруженными силами, он написал с неким раскаянием о «воображении и убедительности, которые были выказаны фюрером и главнокомандующим и которые производили на нас такое сильное впечатление, что я, во всяком случае, верил в его гений. Мы шли за ним даже в тех случаях, когда объективное изучение и использование нашего собственного опыта войны требовало от нас сопротивления». Под словом «мы» Кейтель имел в виду, разумеется, внутренний круг старших генералов, самое высшее командование. То, что он говорит по этому поводу, подтверждается не только генералом Йодлем, но и, помимо прочих, фельдмаршалом фон Клюге. В прощальном письме, которое написал Клюге Гитлеру перед тем, как совершить самоубийство, он также говорил о «гении» фюрера. Историк П.Е. Шрам – один из тех, кто установил, что, хотя после обучения в Генеральном штабе старшие офицеры переставали симпатизировать образу мыслей Гитлера, они подчинялись ему «не просто из повиновения Верховному командующему и главе государства, но потому, что они уважали Гитлера как человека, который, несмотря на все свои ошибки и промахи, обладал большим талантом, чем они сами».