Германский вермахт в русских кандалах

— Отто есть ветеринар. Отто есть специалист. Отто не гочет быть никто. Антифашист не есть специалист.

— И Вальтер не специалист?

— Вальтер есть гороший командир.

Валерику было приятно, что беззащитного в прошлом Вальтера, которого так жестоко обижал Себастьян, командиром сделали.

— Фриц, ты бы, наверно, был командиром получше, чем Вальтер!..

— Йа, йа, — Фриц соглашается и тут же внимание Валерика отводит от себя, указывая в сторону бачка с водою питьевой. — Вальтер курит!

И Фриц в пол-лица гримасу состроил, похожую на усмешку, показав этим самым неодобрение: вот, мол, только стал командиром, как сразу заважничал. Мы работать должны, а он в это время может курить сколько хочет! А ведь раньше совсем не курил!

Но Валерика это не трогало. Он уже знал, что командир взвода освобожден от работы. Заботило другое:

— Фриц, а ты мамку видел мою?

— Йа, йа, — Фриц покивал головой.

— Красивая мамка моя, да, Фриц?

Продолжая прилежно очищать кирпичи, Фриц только брови вздернул да головой покивал бессловесно.

— А давай сбегаем в гости к нам! Давай! Познакомишься с мамкой моей! Ты только Вальтеру скажи, чтоб тебя отпустил по-нормальному.

— Ферботен сбегаем, — крутит головой Фриц, явно не желая встречаться с той женщиной, красивой и молоденькой, что по утрам за ним подсматривает из кустов.

— Ферботен? А как же тебя сержант отпускал за водой? До самого колодца отпускал! А это дальше, чем до нашего барака!

— Гороший сержант — есть камрад.

— А «камрад» — это кто?

— Братишка золдатен.

— Солдатский братишка? Вот здорово! Это все потому, что он был хороший товарищ, тот красивый сержант. Алке-стрелочнице очень нравился, но дослужился до дембеля и уехал домой, на Кубань. А Ибрагимка остался: будет завод охранять… Фриц, а ты в каком полку служил? Номер полка был какой?

Фриц прекращает работу и настороженно смотрит на мальчика.

— Что ты так смотришь? Номер полка забыл, что ли?

— Йа, йа! Забыл, забыл! — с поспешностью, удивившей Валерика, Фриц закивал головой, оставаясь встревоженным.

— Ну, ты даешь! А мне надо точно знать, и Толяну надо.

— Кому надо знать? Кому?

— Мне надо знать и корешу моему, Толяну. Может, ты воевал в триста тридцать втором полку! — пишет Валерик на песке 332 и в число это тычет пальцем. — Вот в этом самом, что замучил нашу Зою Космодемьянскую!

— О! Найн, найн! — светлеет лицом обрадованный Фриц. — Дизер полк нету! Полк сразу нету! Зоя капут, унд полк разбежали!

— Разогнали?

— Расформировали тот полк, братишка, — пояснил Бергер, направляясь к бачку с водой. — Солдаты боялись в нем воевать: Сталин приказал из 332 полка никого в плен не брать, а стрелять на месте.

— Здорово как! Товарищ Сталин молодец! Фриц, а Сталинский хлеб от горбушки дают или мякишку?

Фриц усмехнулся:

— Вальтер будет сказать.

— С Вальтером я не дружу. Вот если бы ты сдался в плен, ты бы сказал: горбушку дают или мякишку.

— Ихь бин дойче золдат, елки-палки! — на Валерика глянул строго.

— А чей тогда Вальтер солдат?

Фриц поднимает брови и молчит, продолжая усердно сбивать старый раствор с кирпича.

— И Вальтер немецкий солдат, — за него отвечает Валерик. — Только сначала он был фашистом, а когда сдался в плен — антифашистом стал. Так? А сам улыбаешься!.. Вот был бы сейчас антифашистом и командиром!.. Ну, хоть бы на такусенький кусманчик сдался в плен, — большим пальцем Валерик показывает малую часть мизинца своего. — И был бы у тебя мундир, как у Вальтера, а этот, старый твой мундир мы бы дяде Ване сдали на корявки, за крючки и леску.

— О, «старый твой мундир дяде Ване на корявки!..» «Старый твой мундир!» — есть кусманчик Дойчланд! Такусенький кусманчик! — И Фриц показал Валерику кончик мизинца, в точности повторив его жест. — На корявки дяде Ване! Елки-палки… Ферботен!

И с возмущением наигранным крутнул головой.

— Ну и ходи оборванцем!

— Ихь бин дойче золдат! Йа не есть оборванцем! Мундир — есть мундир!

— Твой мундир дядя Ваня на корявки уже не возьмет, — замечает Валерик укоризненно. — Бабушка Насти за вас, за пленных, переживает: «На наших немцах уже не мундиры, а одно название. Хоть и супостаты они, а мне за них стыдно, будто я довела их до такого позора».

— А «супостаты» — дизер что? — спрашивает Фриц с интересом.

— Супостаты? Бабушка Настя сказала, что супостаты — это враги. Все наши враги — это супостаты. А у немцев супостаты есть?

— О-о! — с готовностью вскидывает голову Фриц и, заострив указательный палец кверху, поясняет: — Дас ист Дойчланд.

— Понял: твой палец — это Германия.

— Унт дизе, — другой рукой Фриц обводит пространство вокруг вызывающе задранного кверху пальца. — Супостаты, супостаты, супостаты!..

— Все вокруг немцев — супостаты? — не хочет верить Валерик. — И мы, все русские? И товарищ Сталин?

— О! Найн! Найн! — категорически не соглашается Фриц. Снимает с головы кепи, кладет ее на стопку кирпичей, и перед ней на колени становится, и руки складывает в молитвенную позу: — Геноссе Сталин есть Дойчер Готт!

— Товарищ Сталин немецкий Бог?

Фриц утвердительно кивает головой.

— А своего Бога, немецкого, вы куда подевали?

— Дойчер Готт ин русиш плен, — сказал и голову потерянно повесил.