Германский вермахт в русских кандалах

Хоть и заметила бабушка, с какой бесцеремонностью уверенной Фриц снял со стены часы, отцепил маятник и гирю с довесками, а с тревогой справилась не сразу. Доверила немцу, а ревность, как за дитя свое родное, в руки чужие попавшее, не покидала ее, пока Фриц колдовал над часами. На переднике руки сцепив, в немом изумлении замерла, за руками немца наблюдая. Не понимая его действий, она все же чувствовала, что немец делает именно то, что часам ее надо сделать. И только вскрикнула нежданно: «Ой, Боже ж Ты мой!», когда Фриц неожиданно быстро сунул палец в лампадку, что теплилась перед иконой, и что-то смазал в часах.

— Ничиво, матка, — успокоил он бабушку. Собрал часы, заправил цепочку с гирей без довесков прежних, повесил ходики на место и маятник качнул.

Часы пошли размеренно и четко.

— Алес гут, матка.

— Дай тебе, Господи, здоровья, сынок, — с тихой радостью вздохнула бабушка. — Да сохранит тебя Царица Небесная от всяких бед. И я помолюсь, чтоб домой ты пришел невредимым… Такие ж руки золотые сгодятся всюду!

Но Валеркина радость была настолько большой и высокой, что сказать ничего не мог из того, что хотелось. А все потому, что слезинки мешали, в глазах заблестевшие, и в горле мешало что-то. И все ж прошептал:

— Вот видишь, бабулечка?..

Ничего не ответила бабушка Настя, а лишь напоследок спросила у Фрица:

— Дома кто-нибудь есть из живых?

Фриц плечами пожал:

— Письмо нет…

— Батюшка Сталин, Бог даст, скоро домой вас отпустит. Там и отыщешь своих, если война не побила. И то хорошо, что хоть сам уцелел. А домой, видно, хочется незнамо как!

Фриц головой покивал.

— Жалеешь, наверно, что с Гитлерюгой связался?

Фриц ничего не ответил, а только в сторону глянул с усмешкой лукавой.

Бабушка поняла это по-своему:

— Эва, ты как! Мало, выходит, в колодках тут шлындаешь! Вон в каком рубище ходишь рабом подневольным, и все тебе мало… Ну, гляди, дорогой, под Богом Всевышним ходишь…

И на Фрица глянула, как на непонятое что-то и чужеродное.

Когда вышли они, бабушка взглядом их провожала с крылечка барачного, пока за кустами сирени не скрылись:

— У немца этого так и осталась походка солдатская. Не гляди, что в плену столько лет шкандыбает в колодках, а форс соблюдает! Согнулся вот только.

И спросила Валерика вечером:

— Мамка видела немца твого?

— Видела. Я показывал.

— Да что ты говоришь! — удивилась она. — И что ж она?

— Плакала очень, — не сразу ответил Валерик. — Ночью… А Фриц все равно оставаться не хочет.

— Дак не видел же мамку твою, вот и не хочет!

«Да видел он мамку! Все равно он не хочет!»

— А ты бы взял и показал бы им друг друга! Глядишь, и остался бы немец, как миленький… Хотя как же останется он, когда родина вон его где!.. Да и мамка твоя не пойдет за него… Что я, баб своих русских не знаю?

Бабушка это сказала и замолчала. И тишина навалилась звенящая, а в тишине этой ходики шли не сбиваясь. Напоминали они теперь бабушке Фрица с походкой солдатской и какой-то ухмылкой лукавой.

Белый начальник на руинах завода

Рабочий день клонился к вечеру.

Добытый и очищенный кирпич немцы складывали в штабеля, выносили щебень из руин.

Сегодняшний день у них был бы похож на вчерашний и на все прошедшие, если б не эта «Победа» белая, что так медленно, будто крадучись, — пыль чтобы не поднимать, — к ним сейчас приближалась.

Немцы без команды перекур устроили.

«Победа» вошла на площадку и встала.

— Вот это да-а! — засиял улыбкою Валерик. Теперь он без помех и сколько влезет, может разглядывать эту красавицу! К ней же в городе не дотолпиться: таких машин всего лишь две!

Но подойти к машине можно будет, когда начальство выйдет из нее. А что «Победа» привезла начальство, любой котенок мог бы догадаться!

И вот, после паузы недолгой, правая дверка машины открылась, и снизу вытянулся хромовый сапог, начищенный до блеска. Сапог завис, будто в раздумии: стоит ли пачкать сияющую праздничность свою!

«Ну, что же вы!» — поторопил Валерик пассажира.

И человек подчинился. И сапог отважно ступил на землю, по щиколотку утонув в кирпично-известковую пудру. Рядом встал другой сапог, и, крякнув, появился сам приехавший.

«Это казенный человек, раз на «Победе» разъезжает. Начальник!» — словами бабушки Насти определил Валерик человека, оглядывая галифе его и китель «командирского покроя». Не считая сапог, приехавший был во всем белом.

«Сейчас «разгон» будет давать, а может «нахлобучку!» — вспомнил он рассказы мужиков в курилке о начальниках больших и разных.

Казенный человек, руками поясницу подперев и слегка откинувшись назад, стал оглядывать пространство, очищенное от руин, и немцев, что глядели на него усталыми, потухшими глазами.

И тут появился Вальтер откуда-то и скомандовал немцам:

— Ахтунг!

Немцы нехотя шевельнулись. Глазами вялыми глянули на Вальтера: с чего он орет, как перед фюрером? И, будто бы проснувшись, на Белого начальника уставились с дежурным интересом: такого еще не бывало тут!